Песня ночи

— Память о прежней любви? О, это так романтично! И вполне объяснимо. Как я сразу не догадался?

Дон Рамон откинулся на траву и захохотал. Только сейчас он понял, отчего что-то сжималось в его сердце при взгляде на донну Химену: она тоже напоминала ему девушку, в которую он был влюблен зеленым юнцом еще на родине, в Испании.

— Мы все жертвы давних воспоминаний, — сказал он, с улыбкой глядя на сидевшую рядом женщину.

— Да, это верно, — поспешно согласилась Каролина: она нервно теребила свою юбку.

Дон Рамон прищурился.

— Вы здесь всего лишь коротаете время, — внезапно сказал он, сказал так, будто только что открыл для себя эту истину. — Вы ждете, что ваш любовник-пират придет к вам на выручку!

Каролина нахмурилась.

— Муж-пират, — поправила она. — И он не придет. Он лежит на дне моря, там, где когда-то стоял Порт-Рояль.

«Как это похоже на правду! — с горечью думала Каролина. — Келлз умер, и дон Диего занял его место».

Рамон едва не подскочил.

— Вы видели его мертвым?

— Нет, но когда город затонул…

— Так вы не уверены! Насколько мне известно, в таких случаях много бывает всякой путаницы. Вы тешите себя надеждой, что он не умер, что он придет за вами.

Дон Рамон, опершись на локоть, пристально посмотрел на Каролину.

— Я все это очень хорошо себе представляю. Вы ждете, что он вдруг воскреснет, приплывет в Гавану, заставит замолчать пушки Эль-Морро, а заодно и Пунты и Ла-Фуэрса и заберет вас с собой. Как видите, я умею читать по глазам!

— Нет, — вздохнула она. — По правде сказать, я этого совсем не жду.

— Возможно, после того как вы увидели все эти укрепления, вы поняли, как наивны такие надежды? Возможно, именно сознание того, что воссоединение вам не грозит, подвигло вас на новую любовь?

— Да, — солгала она. — Это так.

Дон Рамон невесело рассмеялся.

— Вы лжете, — сказал он. — А я требую от вас правды и только правды. Вы забыли своего флибустьера! Вы влюбились в Диего Вивара!

— Я никогда не забуду моего флибустьера, — возразила Каролина, глядя прямо в глаза своему спутнику. — Но вы правы, Рамон. Я влюбилась в дона Диего Вивара. Но я хотела бы… — Голос ее дрогнул. — Хотела бы, чтобы все было не так.

— Тогда позвольте мне помочь вам забыть его. — Дон Рамон привлек Каролину к себе.

Она чувствовала, как бьется его сердце. В этом мужчине было нечто, заставлявшее ее трепетать. А Келлз, возможно, лежит сейчас в постели с другой, с донной Хименой…

Сгущались сумерки, близилась ночь.

— Рамон… — пробормотала Каролина.

Он почувствовал, что она готова сдаться, и приник губами к ее губам.

— Ты должна быть моей, — шептал он ей в ухо. — И однажды ты станешь моей навсегда…

Каролина закрыла глаза, она чувствовала, как по щекам ее катятся слезы.

— Рамон… — прошептала она. Но он, не давая ей договорить, впился поцелуем в ее уста.

Странное чувство охватило Каролину, она парила между небом и землей и, казалось, утратила собственное «я». Кто она, птица, пойманная в сеть? Чего искала в объятиях дона Рамона? Утешения, забвения ли? Но то, что она нашла, называлось страстью.

КНИГА IV КЕЛЛЗ

Глава 26

На окраинах Гаваны

Лето 1692 года

Испанец крепко сжимал ее в объятиях. Каролина же, словно лист на ветру, была во власти его порыва.

Она едва ли понимала, что происходит. Он торопливо расстегивал тесный корсаж, покрывая ее поцелуями. Его руки уже гладили ее грудь, ее бедра… Она пыталась протестовать, но не могла вымолвить ни слова. Душа ее нуждалась в спасительном забвении, и временами казалось, что любовь Рамона так же отчаянно нужна ей, как и ему — ее. Она тихонько вскрикнула и обвила руками его шею. На долгие счастливые минуты они оставили этот мир, мир, где Каролину ждала безнадежная любовь к человеку, отвергшему ее. Сейчас для них, слившихся в объятиях у старого дерева, не было ни прошлого, ни будущего. Только эта тропическая ночь.

Для Каролины его ласки стали бальзамом для душевных ран, для дона Рамона ее объятия — мечтой о том, что она останется с ним навсегда. Конечно, мечте этой не суждено было сбыться, но кто запретит влюбленному мечтать? Каролина же познала в объятиях Рамона то, в чем нуждалась сейчас более всего, — познала забвение.

Но забвение это оказалось недолгим. Не успели еще остыть губы от его поцелуев, как она почувствовала, что реальный мир вернулся к ней. Что за безумие ее охватило? Она была и остается женщиной Келлза, что бы ни случилось и чего бы ей это ни стоило!

— Нет! — воскликнула она, отстраняясь от Рамона.

Он смотрел на нее, ничего не понимая. Женщина, еще минуту назад распаленная страстью, пылко отвечавшая на его поцелуи, эта женщина вдруг отвернулась от него!

— Отчего ты бежишь от меня, любимая? — проговорил он с глубокой печалью, потому что, кажется, и сам знал ответ на свой вопрос.

— Я… Все это напрасно… — пробормотала Каролина. — Не надо было начинать, не надо было давать тебе надежду…

— Но почему? — спросил он, легонько поглаживая ее бедро. — Ты ведь желала меня!