Читаем Песня о Буревестнике. Стихотворения и воспоминания полностью

Песня о Буревестнике. Стихотворения и воспоминания

На тебя лунаСмотрит свысока,Как на чудака, —Вот тебе и на!

Самовар фыркает паром и ворчит:

Вовсе нет, мы с ней – соседи.Даже несколько родня:Оба сделаны из меди,Но она – тусклей меня,Эта рыжая лунишка, —Вот на ней какие пятна!Ах, какой ты хвастунишка,Даже слушать неприятно! —

зашипел чайник, тоже выпуская из рыльца горячий пар.

Этот маленький самовар и вправду очень любил хвастаться; он считал себя умницей, красавцем, ему давно уже хотелось, чтоб луну сняли с неба и сделали из нее поднос для него.

Форсисто фыркая, он будто не слышал, что сказал ему чайник, – поет себе во всю мочь:

Фух, как я горяч!Фух, как я могуч!Захочу – прыгну, как мяч,На луну выше туч!

А чайник шипит свое:

Вот извольте говоритьС эдакой особой.Чем зря воду-то варить,Ты – прыгни, попробуй!

Самовар до того раскалился, что посинел весь и дрожит, гудит:

Покиплю еще немножко,А когда наскучит мне —Сразу выпрыгну в окошкоИ женюся на луне!

Так они оба всё кипели и кипели, мешая спать всем, кто был на столе. Чайник дразнит:

Она тебя круглей.Зато в ней нет углей, —

отвечает самовар.

Синий сливочник, из которого вылили все сливки, сказал пустой стеклянной сахарнице:

Всё пустое, всё пустое!Надоели эти двое!Да, их болтовняРаздражает и меня, —

ответила сахарница сладеньким голосом. Она была толстая, широкая и очень смешлива, а сливочник – так себе, горбатенький господин унылого характера с одной ручкой; он всегда говорил что-нибудь печальное.

– Ах, – сказал он, —

Всюду – пусто, всюду – сухо,В самоваре, на луне.

Сахарница, поежившись, закричала:

А в меня залезла мухаИ щекочет стенки мне…Ох, ох, я боюсь,Что сейчас засмеюсь!Это будет странно —Слушать смех стеклянный, —

невесело сказал сливочник. Проснулась чумазая тушилка и зазвенела:

Дзинь! Кто это шипит?Что за разговоры?Даже кит ночью спит,А уж полночь скоро!

Но, взглянув на самовар, испугалась и звенит:

Ах, люди все ушлиСпать или шляться,А ведь мой самоварМожет распаяться!Как они могли забытьОбо мне, тушилке?Ну, придется им теперьПочесать затылки!

Тут проснулись чашки и давай дребезжать:

Мы скромные чашки,Нам всё всё равно!Все эти замашкиМы знаем давно!Нам ни холодно, ни жарко,Мы привыкли ко всему!Хвастун самоварко,И не верим мы ему.

Заворчал чайник:

Ф-фу, как горячо,Жарко мне отчайно,Это не случайно,Это чрезвычайно!

И – лопнул!

А самовар чувствовал себя совсем плохо: вода в нем давно вся выкипела, а он раскалился, кран у него отпаялся и повис, как нос у пьяного, одна ручка тоже вывихнулась, но он всё еще храбрился и гудел, глядя на луну:

Ах, будь она ясней,Не прячься она днем,Я поделился б с нейВодою и огнем!Она со мной тогдаЖила бы не скучая,И шел бы дождь всегдаИз чая!

Он уж почти не мог выговаривать слов и наклонился набок, но всё еще бормотал:

А если днем она должна ложиться спать,Чтоб по ночам светлей сияло ее донце, —Я мог бы на себя и днем и ночью взятьОбязанности солнца!И света, и тепла земле я больше дам,Ведь я его и жарче, и моложе!Светить и день и ночь ему не по годам, —А это так легко для медной рожи!

Тушилка обрадовалась, катается по столу и звенит:

Ах, это очень мило!Это очень лестно!Я бы солнце потушила,Ах, как интересно!

Перейти на страницу: