Песня Обманщика (ЛП)

— И возвратишь Идунну, если она еще жива, и не будет особых проблем.

Один схватил меня за руку и рывком поставил на ноги.

Мир закружился. Я, шатаясь, двинулся вперед. Я бы упал на колени, если бы Один не поддержал меня, положив руку мне на шею и сжав мои мышцы чертовски крепче, чем это было необходимо. Я вздрогнул, пытаясь восстановить равновесие и разобраться в окружающем.

Шторы. Изящно вышитые занавески обрамляли большое окно, залитое солнцем. В комнате было тепло и приятно пахло цветами и свежим хлебом. Мой желудок перевернулся сам по себе, перемещая быстро сворачивающийся мед в очень неприятной манере.

— Сигюн! — прогремел голос Одина. — Я привел тебе мужа.

Мои глаза сузились, и я заметил женщину рядом с камином. Должно быть, она сидела, когда мы пришли, но сейчас встала, прикрыв рот бледной рукой. Она была маленькой и хрупкой, с густыми каштановыми волосами, ниспадающими на спину, и на ней было бледно-голубое платье с длинными рукавами и высоким вырезом. То, что выглядело как вышивка, свалилось кучей к ее ногам.

— Локи! — Один подтолкнул меня вперед. Я поймал себя на том, что создаю отчаянную иллюзию, чтобы выглядеть вполне респектабельно. — Твоя жена.

Она не выглядела испуганной, даже когда Один обнял ее за плечи и подтолкнул ко мне. Когда она встала передо мной, Один взял обе наши руки и соединил их вместе. Ее ладони были теплыми на ощупь.

— Скажи эти слова, — сказал он.

Женщина сглотнула и встретилась со мной взглядом. «Храбрая», — подумал я.

— Локи, — сказала она, — я связана с тобой. Ты являешься частью меня.

Воздух вокруг меня покалывал от желания. Сигюн и Один одновременно повернулись и уставились на меня.

— Ты, должно быть, шутишь, — сказал я.

— Локи. Говори. — В голосе Одина послышался едва заметный намек на угрозу.

Я изо всех сил старался контролировать свои дико кружащиеся мысли. Я не был знаком с Сигюн, не совсем, но я знал о ней. Она была одной из асов, благородной, кроткой, застенчивой и настолько выше моего круга, что я почти не разговаривал с ней. Теперь я наблюдал за ней, прячась за своими иллюзиями, гадая, что же она сделала такого, что разозлило Одина настолько, что он навеки привязал ее ко мне.

Я полагал, что сам все узнаю.

— Я связан с тобой, — сказал я очень медленно. Слова тяжело давили на мои онемевшие губы. — Ты часть меня.

Воздух снова задрожал, и моя голова начала пульсировать от первых приступов того, что, как я знал, должно было стать эпически ужасным похмельем.

— Вот и хорошо! — Один похлопал нас обоих по плечам, откинув мою голову назад и заставив меня вздрогнуть под своей иллюзией. — Протрезвей, парабатай. Увидимся через день или около того. Нам надо с тобой кое-что обсудить.

Воздух в покоях Сигюн закружился, когда Один исчез. А потом я остался один, глядя в широко раскрытые карамельные глаза своей новоявленной супруги. Я провел пальцами по волосам и сделал шаг назад. Мои икры ударились обо что-то твердое, и я упал, приземлившись на мягкий табурет.

— Муж. Ты хорошо себя чувствуешь?

Мой смех казался ржавым. А я-то думал, что сидеть пьяным в грязи и смотреть, как догорают развалины той крысиной деревни — это самое неудобное место во всех Девяти мирах.

Но это было еще хуже.

— Черт, — пробормотал я. — Сигюн, верно?

Она кивнула и села рядом со мной, взяв меня за руку. Ее прикосновение было нежным, а кожа мягкой. Я покачал головой, и пульсация в висках усилилась.

— Скажи мне, Сигюн. Что ты сделала, чтобы рассердить Одина?

Ее глаза широко раскрылись.

— Я? О чем ты?

Я снова рассмеялся. Это было больно.

— Что ты сделала такого, что он так разозлился, что приковал тебя ко мне до самого Рагнарека?

Она повернулась лицом к мягко тлеющему огню. Ее пальцы мягко скользнули по моим.

— Я… просила о тебе.

Я прищурился, гадая, не ослышался ли.

— Ты что?

— Я попросила у Одина твоей руки. Много лет назад.

Тупая боль в висках усилилась, когда я уставился на нее.

— Клянусь всеми Девятью гребаными мирами, какого черта ты просила обо мне?

Она ничего не ответила. Румянец на ее щеках и шее усилился, пока кожа не стала почти пунцовой. Неожиданный прилив сочувствия наполнил мое пропитанное медом сердце. Бедная женщина. Это была самая ужасная свадьба в истории Асгарда. Я резко наклонился вперед, обхватив руками раскалывающуюся голову.

— Сигюн, — пробормотал я, пытаясь привыкнуть к вкусу ее имени во рту. — Я постараюсь загладить свою вину.

В камине потрескивал огонь. Окно было открыто, и слабый звук птичьего пения плыл в воздухе раннего лета, смешиваясь с глухим, отдаленным стуком волн.

— Я так сожалею о твоей потере, — сказала Сигюн. Ее голос был тихим и нежным, таким голосом люди разговаривают с непослушными детьми или дикими животными, которые могут укусить. — О мужчине и женщине, которых ты любил. Я слышала, что случилось. Ты, наверное, ужасно себя чувствуешь.

Мои иллюзии рассеялись, и я растопырил пальцы, пряча лицо.

— Когда я тебе понадоблюсь, — сказал Сигюн, — я буду здесь.