Песня Обманщика (ЛП)

Маркус появился в дверях прежде, чем я успел ответить. Он взглянул на меня, прежде чем повернуться к Триму и жеребцу кроваво-гнедого цвета рядом с ним. Один только конь будет выделяться в Мидгарде. Он был гораздо крупнее обычных римских пони и, вероятно, проживет в четыре раза дольше. Выражение лица Маркуса не дрогнуло, но уголок его глаза дернулся.

Я повернулся к Триму, на лице которого было почти такое же выражение мрачной оценки. Они оценивающе смотрели друг на друга, будто встретились на поле боя. Расчет сильных и слабых сторон.

— Трим, — сказал я, шагнув в напряженное пространство между ними. — Это Маркус Салоний Квинтилиус, бывший офицер римской армии. Он свободный человек и гражданин, нанятый, чтобы помочь тебе восстановить это место и привести его к славе. Кроме того, чтобы научить тебя языкам и обычаям империи.

Прочистив горло, я повернулся к Маркусу и перешел на латынь.

— Маркус, это Трим, сын Трасира, который раньше жил в Йотунхейме. Обучи его хорошенько.

Я сделал шаг назад. Трим и Маркус встретились глазами, молча и пристально глядя друг на друга. Мускулы правой руки Трима дернулись, словно он хотел схватиться за меч, а на шее Маркуса бешено запульсировала вена. Я лениво размышлял, сколько времени потребуется, чтобы напряжение между ними переросло либо в насилие, либо в невероятно горячий секс.

Конь Трима прервал молчание долгим, измученным вздохом. Трим погладил лоб коня, прежде чем снова повернуться к Маркусу.

— Моему коню нужна еда и вода, — сказал Трим. Он говорил медленно и очень громко, будто только громкость могла компенсировать языковой барьер между ними.

Маркус кивнул, затем повернулся к мужчине, который чинил ставни, когда мы прибыли, но теперь наблюдал за этой сценой с неприкрытым восхищением.

— Его конь, должно быть, устал, — сказал Маркус. — Отведи его в конюшню.

Мужчина подскочил и потянулся за поводьями. Трим очень медленно разжал кулак.

— Пожалуйста, — сказал Маркус, наконец, приветственно поклонившись и махнув рукой в сторону внутренней части дома. — Входите. Слуги уже почти приготовили все к обеду.

Трим, проследив, как его конь исчез за домом, сделал шаг вперед. Он не мог понять слов Маркуса, но приветственный жест был достаточно ясен. Со вздохом я начал натягивать магию Мидгарда вокруг себя, готовясь путешествовать по эфиру в одиночку.

Чья-то рука на плече остановила меня. Пораженный, я посмотрел в темные глаза Трима.

— Локи, — прошептал он, поднял руку, чтобы погладить меня по щеке, прикасаясь ко мне с такой удивительной нежностью, что мое зрение затуманилось от слез. — Я даже не знаю, как тебя благодарить.

— Не надо, — прохрипел я. — Вряд ли это Альвхейм.

Его взгляд смягчился.

— Ты спас мне жизнь. Ты спас жизни всех тех людей, которые находятся под моим командованием. Пожалуйста, останься со мной. Только на одну ночь.

О, как я жаждал этого! Мое измученное тело жаждало прикосновений, объятий. Но я отрицательно покачал головой.

— Мне нужно быть в другом месте, — пробормотал я.

Прежде чем я успел сказать что-то еще, Трим притянул мою грудь к своей и прижался губами к моим губам. Он целовал меня крепко, долго, получая от моих губ и языка то удовольствие, которое хотел получить. Мое тело размякло рядом с ним, тая, как лед на солнце. Но когда он отстранился, бледный взгляд Одина снова возник в моем сознании.

— Я не могу, — прошептал я. — Мне нужно разгромить целую армию.

Трим улыбнулся.

— Вернись, — сказал он. — Проверь, как тут я.

— Конечно. Я даже приведу Тора.

Ухмылка Трима стала шире, и он в последний раз крепко обнял меня, прежде чем полностью отпустить. Позади него я увидел Маркуса, наблюдающего за нами, его рот был округлился от шока.

«Два месяца, — подумал я, пробираясь сквозь эфир. — Понадобится два месяца, пока Трим не поцелует Маркуса вот так».

* * *

— Ты опоздал, — проворчал Один.

— Ну, по крайней мере, я не пьян, — огрызнулся я в ответ.

В Йотунхейме стоял мороз, а я был совершенно измотан. Я путешествовал из Мидгарда в Асгард и Йотунхейм, просто на случай, если меня выследят, и у меня не было времени остановиться, чтобы поесть по пути.

Но мое плохое настроение было вызвано не только усталостью и голодом. Покидая Мидгард, я чувствовал себя хорошо, представляя, как Маркус и Трим начинают медленно учиться говорить на языках друг друга. Я чувствовал себя так, словно сделал что-то важное; я спас какую-то часть Девяти миров и был довольно осмотрителен в этом процессе.

Мне хотелось поделиться с кем-нибудь этой маленькой победой. Конечно, было бы разумно рассказать об этом Ане и Фалуру, лежа вместе в тепле нашей каменной хижины. Но теперь эта хижина была просто нагромождением камней в продуваемом всеми ветрами заброшенном уголке Мидгарда. Я представил себе, как стою на коленях перед могильным курганом, сгорбив плечи от ветра с океана, и шепчу свою историю голым скалам. Эта мысль заставила меня почувствовать себя так, словно холодные ветры Йотунхейма проложили мне прямой путь через грудь.