Песня Обманщика

По-моему, я даже не заметил, как погасли факелы.

Как только мы прошли через двери Вал-Холла и вышли за пределы оберегов Одина, я собрал нити магии вместе и перенес нас через миры. Мы прибыли на окраину небольшой яблоневой рощи в Йотунхейме как раз в сумерках. Конечно, было холодно, в Йотунхейме всегда намного холоднее.

— Вот здесь, — сказал я, стараясь даже не смотреть на шкатулку, зажатую у нее под мышкой.

Идунна улыбнулась, как ребенок, и последовала за мной. Ее взгляд скользнул по ветвям, увешанным тяжелыми плодами. Естественно, это были яблоки. Просто обычные яблоки, взятые из Мидгарда и посаженные в Йотунхейме много веков назад. Но они были действительно прекрасной смесью красного и золотого, и я надеялся, что их будет достаточно, чтобы заманить Идунну в яблоневую рощу. И в маленькое убежище Ангрбоды, которое я оборудовал ревущим огнем, большим количеством меда, ароматным маслом и огромной кроватью.

Мы сделали всего два шага, когда все пошло наперекосяк. Я почувствовал порыв ветра и услышал низкое, тяжелое биение крыльев.

— Локи, — начала Идунна. — А это еще что такое…?

Гигантский орел спустился с неба и схватил Идунну за талию своими когтями. Ее слова растворились, когда воздух вырвался из ее легких. Страх и ярость играли на ее тонких чертах, хотя возмущенные крики терялись в огромном свисте воздуха, когда орел взлетел, взмывая в уже темнеющее небо.

А потом она исчезла. Я скрутил свое тело в самую надежную летную форму, которая у меня была, воробья, хотя уже знал, что это будет бесполезно. К тому времени, как я поднялся над спутанной массой ветвей деревьев, все, что я мог видеть — это далекого орла, направляющегося на север, с безвольным телом Идунны, зажатым в когтях.

Я знал этого трижды проклятого орла.

Это мог быть только Тьяцци, новый муж Ангрбоды. Мое воробьиное тело содрогнулось, когда меня осенило осознание этого факта. Ангрбода предала меня. Она вела себя со мной как последняя дура.

Я выкрикивал проклятия вслед орлиному облику Тьяцци, проклинал его грязное брачное ложе и лживую змею Ангрбоду, а потом целую серию проклятий самому себе за то, что всегда доверял этой лживой, ядовитой суке, но все, что исходило из моих уст, было серией воробьиных щебетаний. Наконец, я снова опустился на землю и, поморщившись, стащил с себя образ воробья.

Я вышагивал в темноте под деревьями, взвешивая варианты. Должно быть, Тьяцци забрал Идунну в свой дворец. Дворец в Тьяццихейм, который он теперь делил с Ангрбодой, этой отвратительной, лживой шлюхой. Но, по крайней мере, я знал, как найти этот дворец, и мог догадаться, где они держат Идунну. Может быть, если бы я сумел спасти ее, то смог бы выпросить взамен три золотых яблока…

Аня кричала.

Я застыл, когда ее крик пронзил мои разум и сердце. Где-то на другом конце Девяти миров моя возлюбленная Аня кричала от страха или ярости, и ее громкий зов эхом отражался от ветвей Мирового Древа, пока не достиг меня.

Я задержал дыхание, попытался даже остановить сердцебиение и напрягся, прислушиваясь. Крик больше не повторился. Ночью я был очень одинок в темных лесах Йотунхейма.

Может быть, мне показалось?

Нет. Что-то тяжелое и холодное поселилось в моей груди. Нет, такого я себе не представлял. Я набрал полную пригоршню магии вокруг себя и покинул Йотунхейм.

Нелегко путешествовать между мирами. Это даже для меня нелегко, а я путешествую между мирами с самого детства. Все прямые пути из Йотунхейма в Мидгард были давно разрушены, или же они были так сильно повреждены и наводнены чудовищами, что стали непроходимыми. Я был вынужден отправиться из Йотунхейма в Асгард, а затем из Асгарда в Мидгард.

Возможно, это и не заняло так много времени.

Но это было достаточно долго.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Сначала я отправился в нашу каменную хижину. Она была пуста, угли в очаге давно погасли, а в углу валялись груды спальных мехов. Я достаточно долго колебался, чтобы проклясть свою глупость, с чего это я решил, что Аня и Фалур придут сюда?

Затем я материализовался в центре деревни. В Мидгарде уже сгущались сумерки, солнце тонуло в волнах, и в городе царила странная тишина. Несколько человек стояли, сгрудившись вдоль утесов, и смотрели на океан. Некоторые из них плакали.

Холодная тяжесть в моем сердце росла.

Мои шаги эхом отдавались в сумраке, когда я приближался к самому большому длинному дому, создавая иллюзию, что выгляжу как старая карга. Кто-то неопасный. Кто-то, кому будет оказано гостеприимство.

Дверь скрипнула, когда я толкнул ее. Мужчины и женщины сидели вдоль стен, глядя на пламя центрального очага, и, молча, пили. Здесь тоже кто-то плакал, хотя и без всякого выражения и звука. Только холодные слезы, стекающие по холодным лицам.

Мужчина, стоявший у камина, обернулся и пристально посмотрел на меня.

— Что привело тебя сюда, старуха, в этот мрачный день?

У него было лицо и осанка вождя, огромные золотые броши вокруг плаща и мускулистое телосложение, говорившее о хорошем питании. Но его приветствие было грубым, даже по низким стандартам Мидгарда, и он даже не посмотрел мне в глаза.