Песня огня

Грэлэм вдруг ощутил, как он устал. Он был почти доведен до безумия своими постоянными перепалками с Кассией, необходимостью уязвлять ее и затем наблюдать, как она попеременно демонстрирует ему то свой страх, то ненависть. Черт возьми, ни в том, ни в другом не было его вины! И все же в глубине души он знал, что вина была, знал, что Кассия никогда не покинула бы его, если бы он не толкнул ее на это. В памяти рыцаря вихрем проносились события последних месяцев. Недели нежности и любви, когда он принял решение забыть, махнуть рукой на ее ложь, простить, не обращать внимания на то, что она обвиняла его во всем. Дайнуолд де Фортенберри. В его сознании это звучало как погребальный звон. «Я не бежала с ним, потому что люблю тебя». В глазах Грэлэма потемнело, его затопил гнев на самого себя за то, что проявил слабость и поверил ей хотя бы на мгновение. Рыцарь изо всей силы хватил кулаком по жесткому камню. Он ненавидел себя за испытываемое им чувство глубокой неопределенности и нерешительности. Никогда прежде его не посещали сомнения, подобные этим. Никогда ни к кому он не испытывал ничего даже отдаленно напоминающего то, что пережил с Кассией. Если бы Эдуард позвал его в новый крестовый поход, он бы откликнулся немедленно. И тотчас же перед ним предстало лицо Кассии с глубокими ямочками на щеках, появлявшимися, когда она улыбалась ему, ее глаза, расширившиеся от изумления, когда впервые она испытала с ним дотоле не изведанное наслаждение.

— Клянусь мощами святого Петра, как я устал от всего этого! — пробормотал Грэлэм. Он двинулся к замку, отряхиваясь, как огромная беспородная собака.

Кассию охватило приятное возбуждение, и даже отдаление мужа не слишком огорчало ее. Он не обращал на нее ни малейшего внимания, предоставив ей вести все приготовления к путешествию самой. То, что ей приходилось заботиться о множестве мелочей и принимать многочисленные решения, позволяло Кассии скрыть от мужа свои чувства, свою боль. Когда она добиралась поздней ночью до постели, то лежала, прислушиваясь к его ровному дыханию. За день до их отъезда Грэлэм неожиданно вошел в их спальню. На мгновение он остановился, глядя на жену, вертевшуюся в своем новом синего атласа платье перед зеркалом. Несмотря на хрупкость, она казалась безупречно прекрасной. Густые мягкие кудри обрамляли ее лицо и красиво лежали на небольшой головке, ниспадая до плеч. Смех замер на ее устах, когда она увидела его.

— Милорд?

— Это платье тебе к лицу, миледи, — сказал он не слишком приветливо.

Она старалась не выдать своих чувств и ответила только:

— Благодарю, милорд.

— С платьем ты будешь носить ожерелье.

Грэлэм не мог не заметить, как по телу жены, прошла дрожь отвращения.

Леди Кассия потупила голову.

Рыцарь подошел к своему сундуку, вытащил и поднял ожерелье и глядел, как камни сверкают и переливаются в солнечном свете, вливавшемся в комнату через небольшие оконца.

— Подойди сюда.

Кассия медленно приблизилась; обернувшись, она приподняла волосы с шеи. И тотчас же ощутила тяжесть ожерелья на груди, почувствовала холодок массивного золотого плетения на обнаженной шее. Грэдэм застегнул его и отступил назад.

Его жена похожа на принцессу из варварской страны, подумал рыцарь. Он смотрел, как она поднимает руку и пальцы ее легонько касаются ожерелья. Его не особенно удивило, что она отвела руку, будто драгоценность обожгла ее пальцы.

— Так ты будешь одета для коронации, — сказал Грэлэм и вышел из комнаты.

В эту ночь муж овладел ею торопливо, но не грубо; ей показалось, что он выругался, почувствовав ее оцепеневшее тело под собой, и тоже замер.

Кассия продолжала лежать очень тихо, и он отстранился и лег рядом. Когда она попыталась встать, чтобы вымыться, муж обхватил ее за талию и заставил снова лечь.

— Нет, — сказал он, — тебе не удастся смыть со своего тела мое семя.

Его слова вызвали у нее шок; Кассия задрожала, но тотчас же напомнила себе, что Грэлэм видит в ней всего лишь подобие племенной кобылы. Она отпрянула, и он выпустил ее талию.

— Спи, жена, — сказал де Моретон. — Мы выезжаем завтра рано утром.

«Неужели нет способа достучаться до тебя?», — С этой мыслью Кассия заснула.

Они прибыли в Лондон через неделю, грязные, усталые, их лошади и телеги были заляпаны жидкой глиной. Большую часть пути Кассия проделала верхом, предпочитая верховую езду даже в дождь, убедив Грэлэма, что в повозке ей становится плохо.

Она не знала, чего ожидать, но вид огромного количества людей, населяющих столь небольшое пространство, изумил ее до чрезвычайности. Удивила ее и грязь. Всюду стоял смрад, распространявшийся от человеческих нечистот и гниющих остатков пищи. Шум был оглушительным — торговцы, зазывая покупателей, кричали что есть мочи.

— Все большие города похожи на этот, — сказал Грэлэм, заметив, что Кассия зажимает нос. — Там, где мы будем жить, не так уж плохо. Дом стоит на Темзе к северу от города.

— Это тот дом, что подарил тебе герцог Корнуоллский? — спросила Кассия.

— Да, он пожаловал его мне по случаю моего обручения с леди Джоанной, — ответил Грэлэм сухо.

Ее глаза потемнели.