Алан уже давно прекрасно передразнивал некую Мэг, пышнотелую и бесстыдную крестьянскую девку, которая, не отгоняя никого из своих многочисленных ухажеров, награждала своим расположением лишь тех, кто мог щедро с ней расплатиться. Эдольф всегда слыл самым пылким ее обожателем, но, будучи простым стражником, преследовал ее, разумеется, впустую. Сегодня же это обстоятельство должно было сослужить хитрому Алану хорошую службу.
Дверь каморки была распахнута, и Линет поблагодарила Бога, что не придется трогать скрипучее железо, непременно привлекшее бы к себе внимание часового. Однако предприятие все еще было не завершено.
– Э-э-эдольф! Иди ко мне, мой сладкий! – хрипловатым призывным голосом заныл Алан. – Я здесь, чтобы подарить тебе то, чего ты так долго жа-а-аж-дал! Все слишком пьяны, и нас не за-а-метят! – Из слов так и сочился сладострастный густой сироп. – Иди ко мне. Иди ко мне прямо сейчас!
С проворством, неожиданным для такого крупного человека, Эдольф быстро перегнулся через мерлон, вглядываясь в теряющиеся в густой черноте деревянные ступени.
– Я принесла тебе вкуснейшие кусочки с пира, который ты пропустил! – Голос зазывал все слаще, и стражник на площадке все больше терял разум. – Спускайся ко мне в клетушечку, где хранится оружие, и получишь неслыханное удовольствие!
Последняя фраза сопровождалась таким вожделеющим вздохом, что Эдольф потерял последнюю волю к сопротивлению. Что случится, если он урвет для себя несколько минут наслаждения, когда другие сейчас на пиру получают гораздо больше? А кроме того, не совсем же дурак этот Орел, чтобы напасть на замок, переполненный до зубов вооруженными опытными воинами! И стражник поспешил вниз в предвкушении обещанных радостей.
Однако, войдя в каморку, он в темноте первым делом налетел на длинный ряд доспехов, сваленных у стены. Раздался грохот и лязг.
Эдольф приглушенно чертыхнулся.
– А не принесла бы ты свечку, миленькая, чтобы украсить наше свидание? – Но его вопрос был встречен гробовым молчанием, и стражник, почувствовав неладное, подобрался… увы, слишком поздно!
Затем что-то тяжелое хлопнуло его по спине, повалив на пол, а когда он поднялся, железная дверь оказалась уже захлопнутой. Хуже того, тут же раздался осторожный звук задвигаемого снаружи засова – Эдольф оказался в ловушке!
– Выпусти меня! – Часовой, взбешенный сыгранной над ним шуткой, долго называл мерзкую обманщицу всяческими красочными эпитетами, но под конец просто взмолился: – Черт бы тебя побрал, проклятая подстилка, выпусти же меня!
Но просьбы его падали на неблагодарную почву. Едва сдерживая смех, который мог бы их выдать, брат с сестрой мигом скатились с лестницы и разбежались в разные стороны, Алан вернулся в зал и вновь присоединился к толпе, не заметившей, впрочем, ни его исчезновения, ни возвращения. Линет же проскользнула обратно в конюшню, где ее ждал оседланный Гром, храпя и косясь сердитым глазом. Набрав в легкие воздуха, девушка одним махом вспрыгнула на седло, ничего вокруг не слыша из-за стучащей в висках крови. Сесть пришлось верхом, платье сбилось в комки и мешало и сзади и спереди, а низкие стремена не давали никакой опоры ногам. Однако, несмотря на все помехи, Линет взяла поводья и послала коня вперед.
Однако огромный конь и ухом не повел, оставаясь совершенно неподвижным и не обращая внимания на какую-то пушинку, обосновавшуюся у него на спине. Тогда, за неимением шпор, Линет, подражая рыцарям, пнула коня изо всей силы пятками по гладким бокам, и Гром неожиданно сорвался с места таким галопом, что Линет едва удержалась в седле. Конь несся, не разбирая дороги, прямо через мост, и его тяжелые подковы гулко и победно стучали по деревянному настилу, словно оправдывая гордую кличку.
Вцепившись обеими руками в поводья и кое-как прижимаясь к высокой луке, девушка проклинала себя за столь глупую мысль отправиться в путь верхом. Несомненно, Гром был отлично вышколенным животным, привыкшим слушаться хозяина даже среди потоков крови и шума битвы, но, увы! она не была его хозяином! Вес ее, по сравнению с закованным в доспехи мужчиной, был ничтожен, а робкая хватка узды после железной руки воина казалась боевой лошади какой-то непонятной игрой. Направить Грома на ту тропу, которая была ей необходима, стало для Линет непосильной задачей, и ей оставалось только одно – просто с грехом пополам держаться в седле, чтобы не свалиться прямо под ноги неуправляемому животному.
Безбожно подкидываемая то вверх, то вниз, с развевающимися по ветру, унесшему ленту, спутанными волосами и зажмуренными от страха глазами, Линет и понятия не имела, куда несет ее вырвавшийся на свободу конь. Неожиданно Гром остановился и, небрежно махнув массивной головой, как перышко, скинул Линет прямо себе под передние ноги.