Песня орла

Ливень хлестал и над молчаливым домом Райса, где в мрачной тревоге не находили себе места двое мужчин и две женщины. Райс, сдвинув золотистые брови в одну широкую линию, нервно водил пером по листу пергамента, в то время как Оувейн угрюмо стоял у окна, раскрытого, несмотря на дождь, чтобы в комнату проникало хотя бы немного света. В ожидании того, как Райс закончит письмо, бородач даже не скинул тяжелый мокрый плащ, всем своим видом показывая, что явился не по собственной воле, а лишь по вызову принца. Однако это решение все-таки не смогло удержать его от быстрого скользящего взгляда в сторону Грании.

Обе женщины приютились на другом конце стола, укладывая в глубокую корзинку горшочек с обольстительно пахнущей тушенкой, куски копченой оленины, буханки темного ржаного хлеба и огромный круг оранжевого сыра. Наконец запасы были уложены, крышка захлопнута, и Грания, решительно поднявшись, встала рядом с Оувейном.

– Когда ты отправишься исполнять поручение брата, – жестко и не терпящим возражения голосом начала она, – то я провожу тебя до дома Юнид. Пока она занята врачеванием раненых, мы не смеем бросить ее семью на произвол судьбы, мы с Линет приготовили эти запасы, чтобы дети не голодали. – Она кивнула головой на раздувшуюся корзину.

Оувейн кивнул, и пламя камина мрачным светом озарило его угольно-черные кудри, но лицо осталось каменно-неподвижным. Не дрогнуло оно даже тогда, когда Грания просунула тонкую руку ему под локоть и, сияя черными глазами, прошептала несколько ласково-убеждающих слов.

Пока пара у окна переговаривалась тихими голосами, Линет беспомощно огляделась и встала поближе к Райсу, словно магнитом притягиваемая к письменам, которые тот чертил на пергаменте смуглой рукой. Она даже попыталась заглянуть принцу через плечо.

– Ты можешь прочитать написанное? – изумился он, и изумление это даже перекрыло блаженство, испытываемое от ее близости.

Линет ответила смущенной улыбкой, словно извиняясь за свою неспособность понять смысл красивых черных знаков на желтоватой роскошной бумаге, а затем тихонько покачала головой. Волна ее вымытых волос при этом движении упала на ее порозовевшее личико.

– А-а, высокородная норманнская девица! Я-то уж подумал, что ты и это умеешь! – В последних словах Райса послышались почти вопрос и мольба, а Оувейн кинул на Линет весьма подозрительный взгляд.

– Нет. Но ведь правда, что и среди мужчин, за исключением священников, немного найдется знающих это искусство. – Мягкая и чуть насмешливая улыбка снова тронула полные яркие губы. – И никогда не видела я женщину, которая была бы в состоянии разобрать начертанные тобой таинственные символы.

– К счастью, при дворе моего воспитателя умение читать и писать ценилось ничуть не ниже уменья владеть мечом.

– Значит, и он был необыкновенным человеком, – без тени колебания согласилась Линет.

А Райса уже кидало то в жар, то в холод от ее близости и от невозможности обладания ею.

– К счастью, в долгие пустые зимние вечера он первым приобщил меня к тайнам письменности, а позже давал читать драгоценные старинные манускрипты.

– Я слышала, что в таких манускриптах много историй о древних временах и об учении Бога нашего Иисуса! – В словах девушки зазвенело горячее желание знаний. – О, как бы счастлива я была, имей в своих руках такой ключ!

Райс был искренне удивлен, услышав из уст избалованной леди слова, которые нечасто услышишь и от мужчин его положения и ранга, не говоря уже о женщинах.

– Оставались бы мы вместе еще какое-то время, я с радостью поделился бы с тобой своими знаниями…

– И тогда, – подхватила Линет, – когда бы ты был занят, то посылал бы мне послания, в которых я читала бы о твоих успехах и здоровье… – Густые ресницы поспешили прикрыть восторженный блеск янтарных глаз. – … А я… Я посылала бы тебе скучные отчеты о доме и хозяйстве. – Блеск неожиданно потух.

Мечты о несбыточном вернули обоих молодых людей к суровой действительности, и Линет невольно отодвинулась от Райса, а он снова спрятал свою душу в неприступную крепость бесстрастия.

Ослепленные своим горем, ни принц, ни Линет не заметили взгляда Оувейна, брошенного на девушку с крайней подозрительностью. Бородач оторвался от Грании и подошел к столу. Может, и правда, что эта норманнка не умеет читать, но где гарантия, что она не лжет, и кто знает, не намерена ли она предупредить отца о планах Уэльского принца?

– Я вижу, письмо закончено, – и, не дожидаясь ответа, Оувейн сграбастал пергамент с уже высохшими, к счастью, чернилами и сложил его так, чтобы не было видно ни единой буквы. Затем он положил драгоценную бумагу на стол в ожидании государственной печати, которая замкнет послание до тех пор, пока его не распечатает рука самого короля Вильгельма Рыжего.