Песня сирены

Я ответила, что с удовольствием помогу, но в таких вещах от меня мало проку: вечеринки никогда не доставляли мне удовольствия. Я всегда ужасно стеснялась, когда танцевала, и часто оставалась без партнера. Однако в последнее время я изменилась благодаря моей дружбе с Мэтью. Он ясно дал мне понять, что мое общество доставляет ему удовольствие, и мы много времени проводили вместе. У нас всегда находились общие интересы. В городе, где он выглядел настоящим щеголем, я считала его слишком недоступным, но здесь, в поместье, он казался другим человеком. Конечно, я понимала, что все это временно: он скоро уедет. Он всегда говорил, что должен вернуться в свое поместье в Дорсете, а кроме того, у него были обязательства перед армией. Я не знала о его планах, и он, казалось, не хотел о них говорить. Мне было так хорошо с ним!

Я поняла, что изменилась, когда предложение Элизабет участвовать в вечеринке взволновало меня, вместо того чтобы обеспокоить.

Бабушка очень заинтересовалась предстоящими шарадами. Она сказала, что это воскрешает в ее памяти те дни, когда она и Харриет были молоды.

— Харриет была очень ловкой в таких играх, — говорила она мне. — Это оттого, что она — бывшая актриса. Я думаю, что и Элизабет Пилкингтон будет такой же умелой, именно поэтому она и хочет устроить шарады. Мы всегда охотно делаем то, что у нас хорошо получается.

Тем временем я часто бывала в Грассленде, и мы работали над шарадами, перерывая кучи одежды, которую Элизабет использовала в театре.

Было очень весело наряжаться и примерять разнообразные парики и вещи, которые сохранились у Элизабет с того времени.

Один раз, одевая меня, она положила руки мне на плечи и поцеловала.

— Ты знаешь, Дамарис, — сказала она, — я люблю тебя все больше и больше. Я знаю, что и Мэтью тоже.

Я вспыхнула: в словах ее был особый смысл: «Может ли она и в самом деле иметь в виду то, о чем я думаю?»

Это казалось возможным. Я в самом деле была влюблена и, как все влюбленные, жила то в экстазе, то в беспокойстве, переходя от одного к другому.

Я не могла поверить, то Мэтью меня любит. Он был таким ослепительным, таким светским и намного старше, чем я. Я забыла о насмешках Карлотты. Я постепенно меняла мнение о себе и начинала в себя верить, поэтому слова Элизабет Пилкингтон сделали меня счастливой.

Я знала, что моей матери Мэтью не нравится: она испытывала к нему странную антипатию, которой я не могла понять. Но дедушке и бабушке он нравился даже дедушке, а ему нелегко было понравиться.

Итак, мы подготовили шарады.

В этот день бабушка приехала в Грассленд. Она сказала, что все эти разговоры о шарадах освежили ей память. Она вспомнила, как много лет назад Харриет Мэйн играла в замке, где они остановились незадолго до Реставрации.

— Вы помните Харриет, миссис Пилкингтон? — спросила она.

— Не очень хорошо. В то время когда она подумывала о том, чтобы оставить сцену, я еще играла детские роли. Тогда она решила выйти замуж.

— Да, она вышла замуж за члена нашей семьи. Конечно, вы намного моложе ее. Это просто удивительно, как Харриет всех обманывает, все еще заставляя считать ее молодой женщиной!

— Она все еще красива?

— Да, она красива, — сказала моя бабушка. — У нее редкий тип красоты. Кажется, словно при ее крещении присутствовали все прекрасные феи. Твоя сестра Карлотта так же красива, Дамарис.

— Да, — согласилась я.

— Мы играли «Ромео и Джульетту», — продолжала бабушка, и глаза ее затуманились, она словно вернулась в прошлое.

— Вы будете довольны нашими шарадами, — молвила Элизабет.

Так мы решили, и я бывала в Грассленде каждый день, репетируя под руководством Элизабет. Мэтью не был хорошим постановщиком, и за это я любила его еще больше: я причисляла его к той же категории людей, что и себя.

Однажды я слегка расстроилась. Я была у Элизабет, в ее комнате, и, так как день был теплым, окно было открыто настежь. Я сидела на диване у окна, а Элизабет рассматривала платье, которое было у нее в руках.

Из сада доносились голоса слуг. Я узнала голос Мэри Рок.

— Ну, нам это показалось очень странным: он был как сумасшедший. Ну зачем, скажите мне, он стал бы всем запрещать ходить туда… если бы там не было чего-то такого, о чем он знает, что оно там есть?

Мое сердце забилось сильнее. Я заметила, что Элизабет тоже слушает, хотя она поглаживала шелк платья и казалась полностью погруженной в это занятие.

— Попомните мои слова: там что-то есть.

— Как ты думаешь, что это, Мэри?

— Ну, я этого не знаю. Джекоб вот думает, что там какое-то сокровище.

Я замерла. Мне захотелось уйти, но я чувствовала, что должна дослушать то, что скажут дальше.

— Вы понимаете, они раньше там жили… потом неожиданно уехали. За этим что-то кроется. Ну, Джекоб говорит, что, возможно, они что-нибудь спрятали на том участке… какое-нибудь сокровище, знают об этом и хотят, чтобы оно досталось только им.

— Сокровище, Мэри…

— Ну, что-то в этом есть, не правда ли? Должно быть. Зачем бы ему так разъяряться просто из-за того, что Джекоб поставил капкан? Капканы ставят во всех лесах… и никто не возражает против этого. И они тоже…