Песня сирены

Я в изумлении уставилась на него: Мэтью — шпион? А что мне о нем известно? Он долгое время был в Грассленде, когда ухаживал за Дамарис, говорил о поместье в Дорсете и о чине в армии. И он, действительно, служил в армии, и, когда становился нужен, его вызывали. Он, должно быть, долго не появлялся в своем полку, пока жил в Грассленде. И тут я вспомнила… В ту ночь, когда я покинула Англию, он был неподалеку, в Эйот Аббасе. Все части головоломки встали на свои места. Ему было известно о том, что Хессенфилд там, и, когда он приезжал в Эйот Аббас, он искал его, а я наивно думала, будто он приехал ко мне! Я явилась предлогом… и каким! И именно из-за него нас тогда чуть не поймали. К нам подобрались на расстояние ружейного выстрела, пока мы гребли к кораблю. Мэтью был шпионом.

— Скорее всего, он и Мэри Мартон работали вместе, — сказала я. Хессенфилд кивнул:

— Получала информацию она: пряталась в соседней комнате, когда мы обсуждали наши планы.

— И, — продолжила я, — передавала ее Мэтью Пилкингтону. Вот почему она так спешила на встречу с ним.

— Я тоже так думаю. Хорошо, что ты заметила, как они встретились: это привело меня к нему. Его схватили… как говорится, прямо на месте преступления. У него в кармане лежали письма, которые полностью выдавали его.

— И вы убили его?

— Мы не могли позволить, чтобы он остался жив. Он был расстрелян, а тело его выкинули в реку.

— А теперь его нашли…

— И все указывают на меня, — добавил Хессенфилд. — И знаешь почему? Подозревают, что Пилкингтон либо был, либо навязывался тебе в любовники, и все думают, что я убил его из ревности.

— Надо положить конец этим грязным сплетням.

— Напротив, пускай говорят. Я бы хотел, чтобы так думали.

— Но тебя обвинят в убийстве.

— Это меня не волнует.

— А закон?

— Здесь принято закрывать глаза на подобные преступления. Кроме того, я могу доказать, что он был шпионом, а такая судьба ждет всех шпионов.

— Но все твердят…

— Да пускай твердят дальше! Все знают о моей любви к тебе, знают, что Пилкингтон часто навещал наш дом, ведь ты изумительно красивая женщина. Пусть наши враги считают, что его убили из-за ревности, а вовсе не потому, что раскусили его. Я содрогнулась. Хессенфилд обнял меня.

— Милая Карлотта, это не такая уж веселая игра: это дело жизни и смерти. Каждый из нас все время сталкивается с ней лицом к лицу. Пилкингтон знал об этом, Мэри Мартон тоже это было известно. Мы живем опасной жизнью, Карлотта, и теперь ты одна из нас. Мы умрем за наше дело, ибо согласны на все, если это делается ради него! Смерть всегда рядом… крадется за углом, выслеживает, чтобы напасть, когда этого меньше всего ожидаешь… Смерть ходит за нами по пятам. Если ты боишься, я отвезу тебя назад, домой. Это будет нетрудно устроить.

— И ты бы действительно отослал меня? Значит, ты устал от меня?

— Ты настоящая дурочка, если так думаешь! Разве ты не знаешь, что я люблю тебя? Только поэтому я и хотел бы, чтобы ты уехала… прочь от этих заговоров, от этой опасности.

Я кинулась в его объятия и крепко прижалась к нему.

— Я никогда не брошу тебя! Хессенфилд взъерошил мои волосы.

— Я знал, что ты скажешь это, — рассмеялся он. — Иначе бы не предлагал.

Той ночью дикая, необузданная страсть овладела нами, но на сердце у меня было все так же тяжело. Слишком многое лежало на моей совести: Дамарис, Бенджи… а теперь не покидала мысль, что там, на берегах Сены, лежит безжизненное тело Мэтью…

ДВЕ ПАРЫ ПЕРЧАТОК

Как жаль, что мне не пришлось встретиться с Людовиком XIV, «Королем-Солнце», до того, как он вошел в последнее десятилетие своей жизни. Теперь он был уже совсем стариком, уже почти двадцать лет был он женат на набожной мадам Мантенон, и заботили его теперь скорей блага небесные, нежели земные. Ему было лет шестьдесят семь, и, значит, на троне он восседал почти шестьдесят два года. Несомненно, он был великим монархом.

Он воплощал в себе все, что мог пожелать от короля простой человек, и поэтому он был королем Франции. Свод правил при французском дворе был гораздо более суров, чем в Англии. Малейшая ошибка — и человек никогда больше не мог добиться фавора. Жизнь дворянина в этой стране была весьма и весьма рискованной.

Хессенфилд снова и снова инструктировал меня насчет того, что я должна буду делать. Он был на хорошем счету и, подобно всем остальным друзьям Якова, был благосклонно принят королем Франции, тем более, что в то время Людовика все больше беспокоили постоянные победы герцога Мальборо.

Я должна была быть представлена в самом роскошном дворце Европы, в детище Людовика, почти сравнившемся с ним по великолепию, — в Версале.

По этому поводу было сшито новое платье, и мадам Пантон была вне себя от волнения. Она суетилась, болтала без умолку, размахивала руками, впадала в отчаяние, радовалась и пару раз чуть не упала в обморок, когда ей показалось, что покрой моей юбки не совсем идеален.