Песня Сван. Книга первая

– Ты сумасшедший, герой войны,– сказала Шейла. – Они не выпустят нас живыми.

– Раз уж мы пришли, другого пути у нас нет.

Она повернулась к нему, не обращая внимания на автомат, глаза ее сверкали гневом.

– Ты что, думаешь, что можешь убить меня, герой войны? Да как только ты нажмешь на пусковой крючок, эти ублюдки разорвут тебя на кусочки. Кто тебе сказал, что ты имеешь право использовать мои запасы? Это “колумбийский сахар” очень высокого качества, а ты разбрасываешься им!

Маклин слегка улыбнулся.

– Ты хочешь иметь шанс, да? – Он не стал дождаться ответа, потому что уже знал его. – Ты хочешь иметь пищу и воду? Ты хочешь спать под крышей над головой и не ожидать, что кто–то убьет тебя ночью? Я хочу того же, и Роланд тоже. У нас нет этого, если мы бородавочники, а если мы принадлежим к здешним, то у нас есть шанс достичь этого.

Она покачала головой, но хотя и была разъярена потерей порошков, она знала, что он был прав. Мальчишка проявил настоящую смекалку, предложив это.

– Ты сумасшедший.

– Это мы еще посмотрим.

Дверь трейлера открылась. Лаури высунул голову.

– Хорошо. Входите. Но сначала отдайте мне ружье.

– Так не пойдет. Ружье останется у меня.

– Ты слышал, что я сказал, мистер!?

– Да, слышал. Ружье останется у меня.

Лаури обернулся через плечо на человека внутри трейлера. Затем: – Хорошо. Поднимайтесь, и побыстрее!

Они поднялись по ступенькам в трейлер, и Лаури закрыл за ними дверь, закрепив ее шваброй, а затем приставил свое оружие к голове Маклина.

За столом на другом конце трейлера сидела капля, одетая в запачканную едой тенниску и короткие штаны. Волосы были рыжего цвета и стояли на черепе дыбом, борода была с красно–зелеными полосами от еды. Голова выглядела слишком маленькой по сравнению с грудью и массивным животом, и у него было четыре подбородка. Глаза – маленькие черные бусинки на бледном, дряблом лице. В трейлере всюду были разбросаны банки консервов, бутылки “Кока–колы”, “Пепси” и других напитков, около ста упаковок пива “Бадвейзер” сложены были у одной из стен. За ним был целый арсенал: стойка с семью винтовками, одна из них снайперская, старый автомат “Томпсон”, базука, различные пистолеты, висевшие на крючках. Перед ним на столе была насыпана горка кокаина из пластикового пузырька, который он крутил между пальцев. Рядом с ним лежал “Люгер”, дуло его было направлено на посетителей. Он поднес щепотку кокаина к ноздрям и с наслаждением понюхал, словно бы нюхал французские духи.

– У вас есть имена? – спросил он, почти девичьим голосом.

– Меня зовут Маклин. Полковник Джеймс Б. Маклин, бывший военнослужащий ВВС Соединенных Штатов. Это Роланд Кронингер и Шейла Фонтана.

Кемпка взял следующую щепоть кокаина и запустил ее в ноздрю.

– Откуда вы достали это, полковник Маклин?

– Мои медикаменты,– сказала Шейла. Она подумала, что никогда не видела более омерзительного существа. Даже в слабом желтом свете двух ламп, освещавших трейлер, она едва могла вынести Толстяка. Он выглядел как круглый уродец, и из его мочек ушей, длинных и жирных, торчали серьги с рубинами.

– И эти “медикаменты” сейчас передо мной?

– Нет,– ответил Маклин. – Нет, далеко не все. Там много больше кокаина и почти все виды таблеток.

– Таблетки,– повторил Кемпка. Его черные глаза нацелились на Маклина. Какие таблетки?

– Всякие. ЛСД, Пи–Си–Пи. Болеутоляющие. Транквилизаторы.

Шейла заметила:

– Герой войны, да ты ни черта не знаешь о леденцах, да? – Она шагнула к Кемпке, и Толстяк опустил руку на приклад “Люгера”. – “Черная Прелесть”, “Шершень”, “Голубые Ангелы”, “Бенниз”, “Шипучие” и “Красные Жала”. Все высокой очистки.

– Это так? Вы занимались такими делами, молодая леди?

– Да, полагаю. А какими делами занимались вы? – Она оглядела весь беспорядок в трейлере. – Разводили свиней?

Кемпка уставился на нее. Затем его живот начал медленно трястись вслед за его подбородками. Все его лицо тряслось будто тарелка с желе, и высокий девичий смешок вырвался из его губ.

– Хи–хи! – сказал он, его щеки покраснели. – Хи–хи! разводил свиней! Хи–хи! – Он махнул толстой рукой Лаури, который пытался сдержать нервный смех. Когда он закончил смеяться, Кемпка сказал: