Песня Сван. Книга первая

– Может быть, здесь есть что–нибудь выпить! – Джош начал искать, вскрыл несколько смятых банок. Без света он не мог определить, что в них находится. Он был голоден и хотел пить, и знал, что ребенок тоже должен хотеть есть. И Поу–Поу наверняка надо бы попоить. Он нашел банку чего–то, что зашипело при открывании крышки и потекло, и попробовал жидкость на вкус. Затем поднес банку ко рту женщины так, чтобы она могла пить. Она отхлебнула из нее, потом слабо оттолкнула от себя. – Что вы пытаетесь сделать со мной, отравить? Я сказала, что хочу пива!

– Извините. Это все, что я смог найти сейчас. – Он дал банку Свон и сказал, чтобы она попила.

– За нами не идут, чтобы откопать нас из этого сортира?

– Не знаю. Может быть… – Он помолчал. – Может быть, скоро.

– О Боже. У меня один бок горит, будто его поджаривают, а другой замерзает. Все это так неожиданно.

– Все будет хорошо,– сказал Джош. Смешно, но он не знал, что еще сказать. Он чувствовал, что девочка рядом с ним молчит и слушает. Она знает, подумал он. – Просто отдохните, и силы к вам вернуться.

– Вот видишь, Свон? Я же говорила тебе, что со мной все будет хорошо.

Больше Джошу делать тут было нечего. Он взял у Свон банку с персиковым соком и ползком добрался к бредящему Поу–Поу. – Идет с косой,– бормотал Поу–Поу. – О Боже… Ты нашел ключ? Как же я теперь заведу грузовик без ключа?

Джош положил руку на голову старика, приподнял ее и поднес вскрытую банку к его губам. Поу–Поу и трясся от холода и горел от жара. – Попейте, сказал Джош, и старик, послушный, как ребенок, припал к банке.

– Мистер? Мы собираемся выбраться отсюда?

Джош не думал, что девочка рядом. Голос у нее был все такой же спокойный, и она говорила шепотом, чтобы не услышала мать.

– Конечно,– ответил он. Ребенок замолчал, и опять у Джоша было ощущение, что даже в темноте она видела, что он лгал.

– Я не знаю,– прибавил он. Может быть. Может быть и нет. Это зависит…

– Зависит от чего?

Да успокоишься ты? – подумал он. – Это зависит от того, что сейчас творится там, наружи. Ты понимаешь, что произошло?

– Что–то взорвалось,– ответила она.

– Правильно. Но и во многих других местах тоже что–то взорвалось. Целые города. Там может быть… – он поколебался. Давай скажи все. Может и удастся. – Возможно, миллионы людей погибли или завалены так же, как и мы. Потому может быть не осталось никого, чтобы вызволить нас.

Она помолчала минуту. Потом ответила:

– Это не то, о чем я спрашивала. Я спросила: “Мы собираемся выбраться отсюда?”

Джош понял, что она спрашивает, собираются ли они сами попытаться отсюда выбраться вместо того, чтобы ждать, что кто–то еще придет их вызволять.

– Ну,– сказал он. – Если бы у нас был под руками бульдозер, я бы сказал “да”. А так – я не думаю, что мы в ближайшее время что–нибудь сможем предпринимать.

– Моя мама действительно больна,– сказала Свон, и на этот раз голос ее дрогнул. – Я боюсь.

– Я тоже,– признался Джош.

Девочка один раз всхлипнула, но потом перестала, словно бы взяла себя в руки огромной силой воли. Джош потянулся и нашел ее руку. На ней лопнул волдырь. Джош вздрогнул и убрал руку.

– А ты как? – спросил он ее. – У тебя болит что–нибудь?

– Кожу больно. Как будто ее колет и царапает. И в животе у меня болит. Мне пришлось недавно сходить по большому, но я сделала это там, в углу.

– Да, у меня самого тоже болит.

Ему самому тоже хотелось облегчиться, и он уже думал, как бы сделать какую–то систему санитарии. У них была масса консервированных в банках продуктов и фруктовых соков и трудно сказать чего еще, заваленного землей около них.

Прекрати! – приказал он себе, потому что этим оставлял себе капельку надежды.

Воздух скоро закончиться! В их положении нет никакого способа выжить!

Но он понимал, что они находятся в единственном месте, где можно было бы укрыться от взрыва. Из–за всей этой толщи земли, наваленной сверху, радиация не могла сюда проникнуть. Джош устал, у него ломило суставы, но он больше не чувствовал желания лежать и умирать; если он так поступит, то девочке придется остаться здесь замурованной. Если же он поборет изнурение и станет действовать, наведя порядок в банках с едой, он сможет добиться того, что они будут продолжать оставаться в живых еще… сколько? Ему было интересно. Еще один день? Неделю?

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Девять,– ответила она.

– Девять,– нежно повторил он и покачал головой.

Гнев и печаль боролись в его душе. Девятилетний ребенок должен играть на летнем солнышке. Девятилетний ребенок не должен сидеть в темном подвале, будучи одной ногой в могиле. Это несправедливо! К чертям собачьим, как это несправедливо!

– Как тебя зовут?

– Сью Ванда. Но мама зовет меня Свон. Как это вы стали гигантом?

Слезы были у него на глазах, но ему удалось улыбнуться.

– Наверно потому, что в детстве я хорошо ел кашку, когда я был примерно в твоем возрасте.

– И от каши вы стали гигантом?

– Ну, я всегда был большим. Раньше я играл в футбол, сначала в университете в Оберне, затем за Нью–Орлеанских “Святых”.

– А сейчас?