Песня Сван. Книга вторая

– Я сказал, что мы не сможем осуществить еще одно фронтальное наступление! У нас осталось возможно не более трех тысяч человек, способных вести бой! Если мы снова пойдем на эти пулеметы, мы потеряем еще сотен пять, и все равно ничего не получим!

– Вы говорите, что у нас нет желания прорваться – или вы говорите только за себя?

Роланд глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Он никогда раньше не видел такой резни, и он сейчас был бы мертв, если бы в упор не застрелил одного солдата Верности. – Я говорю, что мы должны найти другой способ взять площадку.

– А я говорю, что мы снова будем атаковать. Прямо сейчас, прежде, чем они снова организуют свою оборону!

– Да они вовсе никогда и не были дезорганизованы, черт побери! – закричал Роланд.

Наступила тишина, нарушаемая только стонами раненых и треском пожара. Маклин свирепо уставился на Роланда. Это было впервые, когда Роланд осмелился кричать на него. Вот, пожалуйста, он обсуждает приказы Маклина перед другими офицерами.

– Послушайте меня,– продолжал Роланд, прежде чем полковник или кто–нибудь другой смог заговорить. – Думаю, что я знаю слабое место в их крепости – и не одно. Световые окна в крышах.

Какое–то время Маклин не отвечал. Взгляд его, уставившийся на Роланда, горел от злобы. – Световые окна,– повторил он. – Световые окна. Они на крыше. Как мы попадем на эту затраханную крышу? Полетим?

Его аргументы прервал хохот. Альвин Мангрим склонился на искореженный капот красного “Кадиллака”. Из треснувшего радиатора с шипением выходил пар. Металл был испещрен следами пуль, ручейки крови стекали из смотровой щели башни. Мангрим усмехался, лоб его был глубоко рассечен металлическим осколком. – Вы хотите забраться на эту крышу, полковник? Я могу туда вас подсадить.

– Как?

Он держал перед собой руки и шевелил пальцами. – Я раньше был плотником, сказал он. – Иисус был плотником. Иисус тоже много знал о ножах. Поэтому они его и распяли. Когда я был плотником, я строил собачьи конуры. Только это были не обычные собачьи конуры,– о, нет! Это были замки, в которых жили рыцари. Да, я читал книги о замках и прочем дерьме, потому что хотел, чтобы эти конуры были совсем особыми. В некоторых из этих книг были интересные вещи.

– Например? – нетерпеливо спросил Роланд.

– Ну… Как залезть на крышу. – Он обратил свое внимание на полковника Маклина. – Вы даете мне телефонный провод, колючую проволоку и хорошую крепкую деревяшку, и разрешаете мне разобрать несколько этих изломанных машин. Я вас доставлю на эту крышу.

– Что вы собираетесь построить?

– Создать,– поправил Мангрим. – Только это займет у меня некоторое время. Мне нужна помощь – стольких людей, скольких вы сможете выделить. Если я получу необходимые детали, я смогу закончить все за три – четыре дня.

– Я спросил, что вы планируете на крыше.

Мангрим пожал плечами и сунул руки в карманы. – Почему бы нам не пойти в ваш трейлер, и я вам нарисую полную картину. Может, здесь слоняются шпионы.

Взгляд Маклина переместился в сторону крепости Спасителя. Он увидел, как сборщики пристреливают некоторых раненых солдат АСВ, а потом обирают тела. Он почти завопил от разочарования.

– Дело не кончено,– поклялся он. – Оно не кончено до тех пор, пока я не сказал, что оно кончено. – И тогда он слез с бронированной машины и сказал Альвину Мангриму: – Покажите мне, что вы хотите построить.

Глава 74. Берлога

– Да,– сказал Джош. – Я думаю, что мы снова сможем это отстроить. – Он почувствовал, что рука Глория сжимает его руки и она склонила голову ему на плечо.

Он обнял ее, и они стояли рядом с развалинами сгоревшей церкви. – Мы сможем это сделать,– сказал он. – Конечно, сможем. Я имею в виду… что это будет не завтра, и не на следующей неделе… но мы сможем это сделать. Она, может, и не будет выглядеть так, как раньше, и возможно, будет хуже, чем была – но возможно, будет и лучше. – Он слегка обнял ее. – Да?

Она кивнула. – Да,– сказала она, не глядя на него, и голос у нее перехватило от волнения. Потом она подняла свое лицо со слезами слез. Ее рука поднялась, и пальцы медленно дотронулись до маски Иова. – Ты… прекрасный человек, Джош,– тихо сказала она. – Даже сейчас. Даже такой. Даже если это у тебя никогда не сойдет, ты все равно будешь самым прекрасным человеком, которого я знаю.

– Ну, я не ахти что. И никогда не был красавцем. Тебе бы посмотреть на меня, когда я занимался борьбой. Знаешь, как меня называли? Черный Франкенштейн. А теперь я этому вполне соответствую, да?

– Нет. И не думаю, что это когда–то было. – Пальцы ее прошлись по рубцам и впадинам его лица, потом рука снова опустилась. – Я люблю тебя, Джош, сказала она, и голос ее дрогнул, но медного цвета глаза были твердыми и правдивыми.