Песня цветов аконита

— Ох, безумная, — он подошел ближе. — Зачем? Ты могла иначе увидеть меня.

— Как в прошлый раз? Просить тебя о встрече? Конечно, ты не откажешь! Но подумай обо мне. Каково мне все время просить тебя?

— Иди сюда, — Йири не стал настаивать. Показалось, что и в самом деле понял ее. И то верно — сколько раз он уже ее оттолкнул или иначе задел болезненную гордость?

— Садись, — указал место в беседке, скамью, на которую брошено было несколько бархатных тканей. — Я принял бы тебя, как гостью, но ты пришла ночью в запретное для тебя место. Поэтому единственное, что я могу сделать — это поговорить с тобой здесь.

— А пойти туда, где мне можно находиться?

— Нет. Ты забываешь — меня могут позвать в любой миг.

Ялен подобрала стекшие складки накидки, вновь завернулась в нее.

— Я пришла в последний раз. Не хочу, чтобы между нами что-то стояло.

— И я не хочу. Но ты ошиблась — разве мы в ссоре?

Стремительно-плавным жестом танцовщица поправила было подвеску возле щеки, но спохватилась, что сняла украшения.

— Кем ты считаешь меня? Жадной и злой девчонкой, ставящей свои прихоти выше всего?

— Ты бываешь такой.

— А что мне остается? Если не поднимешь свою монетку, можешь умереть с голоду.

— И танцоры, и музыканты бывают всякими… Но осуждать тебя я не стану. Не я.

— Неужто даже осудить меня ниже твоей гордости? Я не стою и слова?

—Ты большего стоишь — хоть я и не люблю так говорить, словно цену назначать за людей. Но ты еще там решала сама за себя, помнишь?

— Помню! Я решила тогда — возьму все от жизни и вспыхну костром до неба, если получится!

Голос ее зазвенел — искренне говорила. Но и про Йири не забывала. Он сам облегчил ее задачу — смотрел с участием.

— Там, в Аэси, — нерешительно заговорила танцовщица, — Ты нравился мне больше других. Хоть я видела разных. А ты… дикое лесное существо с испуганными глазами — ты чем-то тронул меня.

Йири перевел взгляд в угол беседки. Сказал неохотно:

— Я благодарен тебе за заботу. И знаю, что мне вряд ли представится случай достойно отблагодарить тебя. Ты всего достигла сама и твердо знаешь, чего желаешь.

— Знаю. А если пожелаю остаться твоим другом? — придвинулась ближе.

— Только другом?

— Только если иначе никак.

— Я буду рад этому.

— И тому, что нельзя иначе, тоже?

Захотелось вскочить, отстраниться — но так же нельзя. Получится, обиду нанес вместо выражения благодарности.

—Ты мастерица строить вопрос — мне есть чему у тебя поучиться, — сухо вышла фраза, но уж как вышла. И больше не знал что сказать. А девушка протянула руку, коснулась его щеки. Не шевельнулся, но ей показалось, что его уже нет в беседке. Умчись он сейчас на край света, и тогда не очутился бы дальше.

А за ажурной стеной вроде бы шорох раздался. Едва уловимый, словно летучей мыши писк. Но Йири и этого было достаточно. Поднялся, шагнул к выходу.

— Вот как. Зачем? Или тебе мало?

Ялен осталась сидеть, глазами сверкая из темноты.

— Что бы сделали? Донесли? или на месте взяли? Глупая ты. Заплатили бы одинаково, разве тебе нужно такое?

— Я не боюсь ничего, кроме старости! Говорила тебе — или забыл?

— Помню. Прощай.

Даже те, что следили за ним, не успели понять, когда он исчез. Тень в одной стороне мелькнула, движение почудилось в другой, и вот — только светлячок ползет по дорожке, зеленоватым огоньком поблескивая. А человека нет.

* * *

Имя Ялен все громче звучало на Островке, из-за нее готовы были передраться слуги разных семейств, даже люди высокого положения засматривались на танцовщицу. А та принимала поклонение как должное, и то холодны, то насмешливы были ее глаза. Однако, если приказывал господин, могла быть ласкова хоть со сборщиком мусора.

И танцевала, звеня браслетами, окруженная облаком алого шелка.

И в этот раз танцевала она в саду — праздник Третьего дня. То ли господин повелел, то ли сама захотела и испросила позволения. Она изгибалась, мелкими шажками передвигаясь по площадке, змеились руки — оживший цветок вьюнка, да и только. Тончайшая выразительность поз и жестов, неослабевающее напряжение зрителей — вот-вот взлетит! И звенели, звенели яркие браслеты и подвески височные, и казалось, веселое и страстное тело плясуньи звенит. Ах, какие взгляды бросали на Ялен!

Но Йири, наблюдавший за весельем из беседки, видел иной взгляд. Хисорэ, начальник дворцовой стражи — он же глава хэата, убийц. Одного взгляда, мельком брошенного, темного, было достаточно.

А Ялен танцевала беспечно, гордая своей красотой. Йири откинулся назад, к стене, прикрыл веки. Слишком много шуму поднимает на Островке плясунья, слишком уж неразумно, хоть и верно, служит она своему господину. Каэси не станет долго терпеть — она своевольна, а таких прощать не следует, прощенье они понимают как слабость простившего. А Хисорэ… что ж, он отвечает за порядок — ему не нужны неумело сплетенные, развешанные над каждой тропинкой золотые сети плясуньи.