Песня ветра. За Семью Преградами (СИ)

На ночь Младшие Сестры останавливались на открытых плато, явно подготовленных для стоянки, как и на всем их предыдущем пути. В нишах среди скал высились груды заготовленных дров, но Ута запретила трогать их, используя для растопки и обогрева. Каэрос могли создать огонь и сами, а здесь, высоко в горах, где и дышать-то трудно было, дрова могли пригодиться остальным кланам, в чьей крови не было пламени. Таскать сюда дерево из нижних долин было тяжело, а потому наставница не хотела создавать обитателям Рощи лишней работы.

Постепенно форты, лепящиеся к склонам гор, исчезли, и Раде начало казаться, что горы необитаемы, а они – единственные, кто вообще осмеливался путешествовать по ним за долгие-долгие годы. Лишь эхо их шагов, натужного мычания волов да стука колес по каменной дороге сопровождало их изо дня в день. Лишь ветер холодом дышал в шею, и лишь их костры по ночам алыми точками горели на склонах гор. Никого больше не было на десятки километров вокруг, и какое-то странное чувство могучей свободы и пустоты теперь распирало грудную клетку Рады, не давая ей дышать, заставляя захлебываться горным воздухом, свежим и холодным, как в середине зимы.

Дорога стала сложнее, потому что теперь круто змеилась вверх-вниз, постоянно заставляя путников менять скорость передвижения. Поднимаясь на перевал, приходилось налегать плечом на телегу, вталкивая ее вверх по расползающемуся под подошвами сапог каменному крошеву. Когда дорога с трудом брала седловину, телега так и норовила ухнуть вниз, сбив с ног волов, и с чумовой скоростью помчаться по камням, разваливаясь на ходу. Младшим Сестрам приходилось налегать на ее борта, удерживая своим весом и не давая этому случиться, и от постоянной нагрузки плечи и спина у Рады ныли, как проклятые, хоть Младшие Сестры и сменяли друг друга на этой работе. Да и спать на холодном камне ей не слишком-то нравилось. Правое плечо теперь немилосердно болело, то ли застуженное, то ли растянутое, и она то и дело морщилась, пытаясь размять его хоть немного, но все безрезультатно.

И вот в один прекрасный день, поднимая их с рассветом, Ута в своей обычной манере мрачно заявила:

- Сегодня к вечеру будем в Роще, так что посвятите остаток дороги мыслям о Роксане, а не о той ерунде, которой у вас всех вечно мозги заняты. Может, Огненная и снизойдет до того, чтобы дать вам всем крылья, коли не будете Ее попусту отвлекать.

Рада застыла как оглушенная от этих слов и переглянулась с сидящей рядом с ней у костра искоркой. Она уже и забыла о крыльях за всеми этими бесконечными дрязгами с Клинком Рассвета, тяжестью дороги, по которой они с таким трудом ползли вместе с повозкой, и слова Уты окатили как ведро холодной воды. Она и думать не думала, что это случится так скоро. И вот – это случилось.

Весь вызов и хмурость моментально слетели с искорки, будто их и не было вовсе. Лицо ее исказила тревога, брови сошлись к носу, а глаза перепугано взглянули на Раду. Та покрепче обняла ее за плечи и легонько встряхнула.

- Вот видишь, маленькая моя, дождались.

Правда, больше ничего сказать она и не смогла. От волнения буквально перехватило горло, и все мысли повылетали из головы.

В тот день небо наконец-то расчистилось, и солнце прочно отвоевало свое место на небосклоне. Синяя полоса туч на востоке уплыла прочь, сменившись громадами белых пушистых облаков, что неторопливо надвигались на бредущих по каменистой дороге Младших Сестер. Ветер был бодряще ледяным, и Рада ежилась под коричневой курткой с воротом-стоечкой, больше все-таки от предвкушения получения крыльев, чем от его порывов.

В груди было как-то странно холодно, от волнения легкие будто в лед вымерзли. Рада сглотнула, чувствуя, как трясется каждая поджилка. Такого с ней не было, наверное, со времен поступления в Военную Академию. В последний раз она волновалась много лет назад о результатах вступительных экзаменов, а все последующие годы только злилась, не испытывая больше никаких других эмоций. И теперь волнение было таким странно-непривычным, но таким знакомым, что оставалось только головой качать.

Маленькая ладошка искорки в ее руке тоже вспотела от волнения и была холодной, как ледышка. Глаза у Лиары сейчас были что две плошки: широко распахнутые и такие громадные, что в них можно было бы и телегу вкатить. То и дело Рада пожимала ее ладонь или слегка приобнимала ее за плечи, чтобы хоть как-то поддержать искорку и придать ей уверенности. Только вот у нее самой этой уверенности не было, и сердце в груди колотилось как безумное, а под ним, в глубине, с такой же скоростью пульсировал золотой шарик дара Роксаны. В итоге они с искоркой лишь подпитывали тревогу друг друга, словно маятник, что мотается из стороны в сторону. И вместо того, чтобы пройти, она становилась только сильнее.