Становилось прохладнее день ото дня, воздух напитала осеняя сырость, полная сладковатого запаха прелых листьев, земли и мхов, смешанных с запахами свежего дерева, домашней выпечки, людского жилья. Небо отодвинулось выше, беспокойное и больше не желающее иметь никакого дела со смертными. Теперь облака плыли в нем рваными лоскутами, лохмотьями, что казались глазу неопрятными и тревожными. Особенно ночью, когда на темное-темное небо всходила желтая луна, и поперек ее силуэта скользили разорванные тени ночных туч.
А им с Радой тем временем исполнился год. Это был так странно и так трепетно: отмечать вместе первую годовщину, как Великая Мани переплела их пути. Вроде прошло так мало времени, всего один год, и казалось, что за этот год Лиара стала старше на целую жизнь. Теперь, в покое Рощи, все, случившееся с ними по пути из Мелонии, казалось едва ли не ночным кошмаром, страшным, мучающими, от которого просыпаешься в ледяном поту с бешено колотящимся сердцем, но на утро он стирается, оставляя по себе лишь бледную тень воспоминания. Таким воспоминанием стал даже путь сквозь Семь Преград, и порой Лиаре казалось, что это и вовсе не с ней приключилось, что это всего лишь одна из ее героических песен, которых она так много спела в своей жизни. Сейчас она даже не представляла, почему тогда согласилась проделать весь этот путь. Откуда у нее взялись силы на это. Все выглядело так, будто чья-то властная рука подхватила их с Радой, как подхватывает весенний бурлящий поток крохотные чешуйки коры, и понесла, все быстрее и быстрее, навстречу их собственной судьбе. И Лиаре просто не оставалось ничего, кроме как раскинуть руки в стороны и отдаться этому потоку, позволяя нести себя. И вот, где в итоге она оказалась.
Свою годовщину они отметили вдвоем, гуляя под пушистым сводом криптомерий и держась за руки. В тот день не было нужно ничего и никого, кроме них двоих. Даже слов-то они произнесли не больше пары десятков. Они лишь бродили по мягким мхам между огромных, заросших лишайником стволов, то и дело глядя друг другу в глаза, глядя так глубоко, как только можно было смотреть, и улыбаясь друг другу, как в самый первый раз. Порой Лиаре думалось, что даже просто смотреть на Раду – недостаточно. Что ее глаза на самом деле могли бы окунуться прямо в душу Рады, слиться с ней, физически стать одним единым целым, сияющим и дрожащим, одним неразделимым, полным блаженного ощущения единства существом. Как-то она даже спросила у Эрис, возможно ли такое на самом деле. Держащая Щит только улыбнулась в ответ.
- Помни, Светозарная, что мир – это нечто полное, реально существующее, нечто, у чего нет границ. И раз в чьей-то голове рождается какая-то мысль, значит, эта мысль уже становится реально существующей, а, следовательно, – осуществимой в проявлении. Иначе она бы просто не могла возникнуть.
Обычно после таких ответов Держащей Щит у Лиары становилось еще больше вопросов. Вот только ни один из этих вопросов она все никак не могла сформулировать. У нее скорее появлялось некое ощущение того, что хотелось бы спросить у Эрис, только вот это ощущение немыслимо было даже попытаться переложить в слова. А та словно слышала эти мысли Лиары и мягко улыбалась ей в ответ, не говоря ни слова. И это тоже было своеобразным диалогом, только безмолвным.
Если бы можно было описать эту осень одним единственным словом, Лиара назвала бы ее созерцанием. Но это слово не слишком подходило, как не подходило и слово «задумчивость», и слово «молчание». В эту осень с ними обеими, ней и Радой, происходило что-то очень важное и совсем необъяснимое, почти невыразимое человеческим языком, да и любым другим языком, на котором говорили существа разумного мира.
Удручающие тренировки, которым их подвергали все лето, дали свои результаты. Теперь Лиара могла с уверенностью сказать, что она умеет летать. Не так хорошо, как взрослые разведчицы, но достаточно, чтобы самостоятельно передвигаться с места на место. Гутур, как бы ни кляли ее Младшие Сестры, со своим невозмутимым непреклонным упорством вбила им буквально в каждую клетку память о том, как именно нужно управлять собственными крыльями, чтобы те несли их на воздушных потоках. И теперь Лиара чувствовала себя в небе едва ли не так же уверенно, как и на земле.
Теперь четыре часа вечерних занятий сократились до двух, когда они оттачивали перестроения, воздушные фигуры, особенно сложные маневры. Оставшиеся два часа занимали занятия не менее важные, чем полеты, но гораздо более странные, чем могла бы себе представить Лиара. Это были своеобразные вечерние беседы, на которые собирала их Держащая Щит в большом просторном помещении, специально построенном для этих целей всего-то месяц назад.