Песня волка

Она скинула рюкзак и села на землю рядом с ним, больше не притрагиваясь к нему. Теперь настал черед Эшли заняться рюкзаком. Развязав его, она вынула и расстелила на траве газету и принялась выкладывать на нее нарезанную ветчину, уже остывший ежевичный пирог, яблоки и термос с кофе. Горячий и крепкий, он оказался как нельзя кстати, подбодрив утомленных путниц.

— Нам осталось только спуститься с холма, а там, по словам тетушки, до хижины шамана рукой подать. Спускаться — не подниматься, верно?

— Я спущусь и поднимусь и снова спущусь, только бы Ждущий у Дороги был жив-здоров и не завернул нас обратно, — Эшли откусив кусочек от ежевичного пирога, зажмурилась от удовольствия. — М-м, как вкусно…

— Да уж, что-что, а тетушка умеет готовить ежевичный пирог. Это ее коронное блюдо.

Эшли бросила на нее быстрый взгляд.

— Извини за бестактность, но можно личный вопрос?

Джози пожала плечами.

— Задавай. Ведь я могу ответить или не ответить. Спроси, раз хочешь.

— Почему ты одна?

— Я была замужем и ни к чему хорошему это не привело. У нас хватило ума разбежаться вовремя до того, как мы окончательно не испортили отношения.

— Но ты любила его?

Джози вздохнула и, прожевав ветчину, спросила:

— Что значит любовь? Отречение от себя. Некое безрассудство. Словом, ты любишь и не рассуждаешь. Но в том-то и дело, что испытывая сильное влечение к мужчине, я продолжаю оценивать его. Понимаешь? То время, что я была замужем, оказалось для меня потерянным. Из моего брака я вынесла раз и навсегда усвоенный урок — я не создана, чтобы жить одним замкнутым семейным мирком. Вместо того, чтобы тратить силы на слабого мужчину, поддерживая его в его эфемерных мечтаниях, которые быть может никогда не воплотятся в жизнь, я могу чего-то добиться сама, имея развязанные руки. И чтобы я могла поступиться собой, своей жизнью ради другого, должен встретиться сильный мужчина, намного сильнее меня, — немного, поколебавшись, она добавила. — Хотя… это тоже довольно спорное утверждение. Какое-то время я встречалась с Одиноким волком.

— С кем?

— Ты знаешь его как шерифа Элка.

— И?

— Кажется, ему тоже было все равно…

— Как это?

— Он тоже оценивал. Мы словно мерились силами. Я отступила. Ну а ты? Наверно, как все, мечтаешь выйти замуж?

— Мечтаю. Думаю, я не потеряю себя в браке. Просто изменюсь. Любовь творит тебя, а ты творишь семью, рожаешь детей, воспитываешь… Это творчество.

— А если поймешь, что ошиблась и впустую потратила свое творчество на никчемное ничтожество?

— Это не потерянное время. Что-то все равно меняется. Ты приобретаешь опыт. Осознает себя и свои силы он. Ничтожества и никчемность — это от слабости, тут ты права. Но любовь придает ничтожеству силу, а силе мягкость.

— Это навряд ли, — скептически хмыкнула Джози. — Тут потребуется терпение трех жизней, которых никто не имеет, а она у меня одна. Ладно… Пора идти.

Они спустились в небольшой распадок, где между холмами уместилась рощица и пошли по едва заметной тропе, петляющей среди деревьев. После безлюдной прерии с ее скудной сухой травой и свободно гуляющим по ее просторам ветром, Эшли не сразу привыкла к обступившим ее деревьям, закрывающим своей густой листвой небо. Недалеко, вдоль тропы бежал ручей, то расширяясь и подходя к тропе, то сужаясь, прячась в траве, его выдавал запах сырой земли, мелодичное журчание, да мечущиеся над водой стрекозы.

Эшли заметила, что Джози теперь шла осторожно, не торопясь и ногу ставила в след первой, и поняла, что они идут по чужой территории.

Прогалина открылась неожиданно, когда тропа резко повернула и деревья расступились. Тропинка пересекла ее и, вильнув, спряталась за валуном, мелькнув возле старого, развесистого дуба, росшего на краю прогалины. К нему, одной своей стороной прижалась приземистая хижина. Но внимание Эшли привлек валун, вросший в землю. Вся его поверхность была разрисована какими-то знаками и геометрическими фигурами. По другую сторону хижины у кустов орешника, окаймлявших прогалину, плотных и непроходимых, был устроен очаг, обложенный камнями. Над ним, на треноге, висел котел. На провисшей веревке, натянутой между двумя кольями, проветривалось разноцветное одеяло.

И тут Эшли заметила сидевшего на поваленном чурбаке, старика. Прикрыв глаза, он курил трубку с длинным деревянным мундштуком, прислонившись спиной к стене хижины.

Эшли удивилась: как это она сразу не заметила его? Она готова была поклясться, что старика не было, когда они вышли к хижине.

Джози решительно направилась к шаману. Эшли настороженно оглядываясь, — может она еще что-нибудь не заметила, — следовала за ней. Они остановились в трех шагах от старика, который, словно не слыша их приближения, прикрыв глаза, невозмутимо курил свою трубку.