Песня волка

— Просто я… Поймите меня, я вовсе не ханжа, но я не могу относиться к этому легко… — произнесла она через силу, понимая, что выходит только хуже, что-то похожее на лепет четырнадцатилетней девчонки.

— Есть кто-то, кому тебе изменить невмоготу? — спросил он.

— Нет… Никого нет, но для меня, — Эшли кашлянула, — для меня это… впервые.

Элк чуть не выпустил руль из рук, но вовремя спохватившись, сжал его вновь. Вот это новость! Он потрясенно молчал, не веря в услышанное. Мимо проносилась темнота, в которой жила своей жизнью ночная прерия. Где-то тявкал койот. Налетел ветер, принеся с собой ночную свежесть и запах горьких сухих трав.

— Что ж, — наконец отозвался он, — думаю уже нет нужды спрашивать духов.

Эшли с подозрением взглянула на него, но шерифу похоже было не до смеха, как и ей.

Ему так хотелось защитить эту девушку, но он терялся перед ее хрупкостью. Она делала его беспомощным, уязвимым. И в тоже время ему хотелось встать с ней плечом к плечу, против всего мира, только чтобы уберечь ее. До мира ему не было никакого дела. Но… кто защитит Эшли от него самого.

Разве не безжалостны мы к тем, кого любим больше чем себя? А он, признался он себе, любил Эшли хотя делал все, чтобы освободиться от этого чувства. Хватило сегодняшнего разговора, чтобы понять — он уже не мыслит своего будущего без нее. Это, как перестать дышать.

С другой стороны он понимал, что тоже стал, уязвим и что если кто и был способен причинить ему боль и вывести его из равновесия, то только она. Но он готов. От нее он вынесет все, лишь бы она была с ним. От всех обид, размолвок и недоразумений его убережет любовь к ней. Потом, живя вместе, они так врастут друг в друга, что будут принимать любовь за привычку.

Вот так, везя Эшли к хижине Ждущего у Дороги, он позволил себе заглянуть далеко вперед, представляя свою жизнь с ней, и его душа тут же отозвалась радостным согласием. Но вот примет ли, она то, что именно он ее судьба. Элк надеялся на эту ночь.

Когда они свернули с дороги и понеслись по прерии, было уже так темно, что ничего нельзя было разобрать в трех шагах от себя. Элк включил дальний свет, когда съезжал с дороги. Он и ночью хорошо ориентировался в прерии, уверенно руля вперед.

На Эшли неожиданно накатила острая тоска. Что она делает? Она не сможет… она не вынесет этого… Это совершенно чужой человек…

— Послушай, — начал Элк, что-то почувствовав.

— Не надо, — дернулась она. Если он теперь начнет объясняться, уговаривать, доказывать станет еще хуже. Она должна справиться с этим сама.

Элк замолчал и резко газанул вперед. Они неслись по прерии на полной скорости, и Эшли казалось, что из нее вытряхнули не только все мысли и чувства, но и саму жизнь. Когда он остановился и сказал, что дальше они пойдут пешком, она не сразу поняла его, так у шумело в ушах.

— За что же вы меня штрафовали, шериф? — переводя дыхание, спросила она, со стоном выбираясь из "скаута". — Я отбила себе все что можно.

Он усмехнулся и, прихватив фонарик, соскочил на землю, а Эшли, сойдя с машины, тут же увязла тонкими шпильками в земле.

— У нас проблема? — спросил он, посветив на ее лодочки.

— У нас нет проблем, — заверила она его, уже сомневаясь в этом.

Элк выключил фары, захлопнул дверцу и, взяв Эшли за руку, повел за собой. Эшли то и дело оступалась и останавливалась, когда каблук застревал то в земле, то меж корней деревьев, что сильно замедляло их движение. В конце концов, после того, как едва не подвернула ногу, она сняла лодочки и дальше пошла босиком.

Элк шел впереди, по прежнему держа ее за руку, освещая тропу фонарем. Эшли семенила за ним чуть ли не на цыпочках, чтобы не наступить на острый сучок, колючку или камень, но с каждым шагом становилось все хуже. А когда она сильно ушибла большой палец ноги о выступающий из земли узловатый корень, и, не сдержавшись, вскрикнула, Элк остановился.

— Послушай, ты так себе все ноги изранишь. Будет лучше и намного быстрее, если я возьму тебя на руки.

— Нет… я справлюсь… ой! Ну, хорошо…

И тут Элк тихо рассмеялся, качая головой.

— Держи, — он сунул ей в руку фонарь и подхватил Эшли на руки.

Она несмело обняла его за шею и, держа в другой руке фонарик, светила им перед собой на тропу. Он нес ее легко, без всяких усилий, ни разу не сбившись с шага. Эшли чувствовала силу его рук и вопреки ожиданию, ее нисколько не стесняли и не смущали его вынужденные объятия, может быть потому, что впереди ждало испытание посерьезнее.

Страшась поначалу, что почувствует его недвусмысленное нетерпение и мужскую агрессию, которая непременно оттолкнет ее, вызвав приступ отвращения, она понемногу успокоилась, не почувствовав ничего, кроме его отрешенности. Словно шерифа донимала какая-то забота и, ему было не до нее. Он не делал ничего, чтобы дать понять, что она никуда не денется от него.