Песня волка

Новостей не очень много. Мой инструктор по боевой подготовке оказался очень хорошим человеком, и мы под его руководством быстро становимся морскими пехотинцами. Дни здесь длинные, но не такие уж и тяжелые, как жалуются некоторые. Я наслаждаюсь всей здешней обстановкой, во что городским париям трудновато поверить. По ночам я слушаю концерты по радиостанции, передающей классическую музыку, и думаю, что из всего подразделения я единственный, кто набрал за это время какой-то вес. Дедушка, я лучший стрелок во всем подразделении, и мы побили все остальные подразделения по результативности стрельбы, и поэтому мне кажется, что я лично перещеголял несколько сот — если не тысяч — остальных. Этим я обязан тебе. Не Помню, упоминал ли я об этом ранее, но после муштровального лагеря меня направляют в спецлагерь, где я должен буду пройти подготовку и стать чем-то вроде разведчика, и там же я смогу обучаться снайперской стрельбе. Неприятностей здесь не было покамест никаких, кроме того инцидента, о котором я уже писал: когда с меня захотели снять волчий амулет, как не соответствующий униформе. Было немного больно, но теперь все снова замечательно, и амулет я не снял. Это удивительная и непонятная страна: в горах здесь просто нечем заняться, а в пустыне, где мы иногда тренируемся, — полно змей. В городе я был дважды, но это просто еще один заурядный населенный пункт. Все пока что хорошо. Надеюсь, что и вы все в добром здравии.

Дэйн

Он положил карабин на низкорослый кустарник рядом с рукой и вытянулся в полный рост, не сводя глаз с района боевых действий, простиравшегося перед ним. Справа находилось минное поле, оставленное китайцами. Времени зарывать мины у них не было, и чертовы штуковины лежали просто так, поблескивая под солнцем. Слева — узкая траншея, ведущая от бункера прямо к наблюдательному посту. За НП земля уходила вниз, в долину, и вновь вздымалась над горами, высоту которых он определил в восемьсот метров.

Практически в центре долины находилось возвышение с несколькими кустиками. Дэйн несколько минут рассматривал их, а затем достал бинокль, выданный ему сегодня, стараясь держать его так, чтобы солнце не отражалось от линз. Возвышеньице отменно подходило для позиции снайпера. Слишком видное, чтобы китайцы смогли поставить туда минометы, оно все же подходило для того, чтобы командование могло рискнуть послать туда одного человека ночью, чтобы, просидев в укрытии целый день, он мог напасть на пехотинцев следующей ночью. Именно так Дэйн поступил бы сам.

Он подтянул карабин повыше и скользнул чуть ближе к вершине холма. Взглянул на солнце: с этой стороны — никаких проблем. Небо начало затягиваться сплошной пеленой туч. Значит, может пойти снег. Ветер, зародившийся на какой-нибудь плоской и унылой, как стол протестанта, маньчжурской равнине, взбивал на земле маленькие пыльные вихри. Земля утреннего спокойствия. Дэйн расстегнул верхние пуговицы боевой куртки и, несмотря на холод, прижался грудью к земле, принявшись обдумывать возникшую проблему. Земля здесь была ровной и открытой, но ему надо было добраться до кряжа.

Он потянул карабин за собой и отправился в обратное путешествие вниз по холму. Укрывшись за выступом, Дэйн поднялся на ноги и пошел до бункера, где и спрыгнул в траншею. Пригнувшись, он побежал к НП.

На пункте сидел одинокий морпех — огромный негр. Он не слишком удивился, увидев Дэйна, и приветствовал его, по-южному растягивая слова. Затем вернулся к рассматриванию поля через перископ.

— Я слышал, что ты прибыл, Дэйн.

Дэйн кивнул.

— Что там видно?