— Господи, Дэйн, — засуетился Шоу, — ну что вы в самом деле. Мы ничуть не собирались ограничивать ваши полномочия.
— Говно, — сказал Ланже. — Будет по-нашему — или вообще никак. Мы не собираемся торчать туг с вами всю ночь. Дэйна ждет девушка-красавица, да и меня несколько… не помню сколько…
— Сядьте, пожалуйста, — сказал Шоу, — Мне очень хочется согласиться с вашими требованиями. И давайте начнем с этого моего хотения.
Садясь на стул, Дэйн улыбнулся Ланже. Киннан, лицо которого покраснело, смотрел на звезды. А он очень вспыльчив, но старается держать себя в руках.
— Итак, — сказал Дэйн, когда все расселись снова. — Все, что вы от нас хотите, могли бы сделать и ваши люди. Мы тоже, но вы могли бы справиться и сами. Так давайте я скажу, почему вы действительно обратились к нам.
Киннан обратился в слух. Дэйну показалось, что на губах Шоу заиграла тень улыбки, а глаза американца слегка сузились.
— Во-первых, — продолжал Дэйн развивать свою мысль, — вы хотите, чтобы мы действовали в Лаосе, потому что никто не знает эту территорию так, как мы, а во-вторых, потому что свои войска ввести на мирную территорию вы не можете. Если кто-нибудь из наших окажется в плену, вы откреститесь от него, поэтому мы действительно будем биться сами за себя. Мне на это плевать — я переживу. Но, вы не договариваете того, что та миссия, которая вам необходима до зареза, — смертельна. Мы с нее не должны вернуться. Но не стоит сбрасывать нас со счетов. Поэтому мы беремся за работу.
Ланже отпил из своего стакана и, задумавшись, смотрел в сторону.
— Что же касается Вьетнама, то у вас там до черта войск, и вы хотите послать нас на задание, в котором ваши собственные солдаты не станут пачкать руки. То есть это будет нечто аморальное с американской точки зрения, что-то гадкое и противное всем правилам.
— Что же это будет? — спросил Шоу тихо.
— Похищения, убийства, общий террор, пронизывающий всю инфраструктуру Вьетконга, с глубокими проникновениями в их тылы. В общем, полный чемодан грязи.
— Я вас недооценивал, — сказал. Киннан.
Дэйн ухмыльнулся.
— Вы, наверное, просто невнимательно прочитали наши досье.
— Это создаст для вас неудобства? — спросил Шоу.
— Никаких, — меланхолично проговорил Дэйн.:— Войны настолько глупы сами по себе, что если можно их хоть как-то приукрасить, я не против. Ко всему прочему, у меня еще никогда не было такого высокого звания, и я радуюсь, как получивший возможность играть в бирюльки младенчик.
— Отменно сказано, — полковник, — саркастически произнес Киннан.
— Вы будете выбирать операции, мы — определять степень их необходимости. Но после того, как сговоримся, — не пытайтесь приказывать ни одному из наемников. Мы с Габриэлем на этом жестко настаиваем.
— И на чем порешим? — спросил Шоу.
— Мы обсудим все с Габриэлем. Затем встретимся с вами еще раз. Думаю, что вам приказано оставаться здесь, пока все не утрясется. Так я и знал. Хорошо. У меня еще есть здесь кое-какие дела, так что встретимся завтра вечером.
— Здесь? — спросил Киннан.
— Нет, — ответил Дэйн. — Время оставим то же, но пойдем в «Глочестер Лодж» выпьем. Отутюжим кое-какие детали, по крайней мере, сроки и организационные моменты. А затем начнем складывать головоломку.
— Время — деньги, — сказал Шоу.
— Не перевозбуждайтесь, — посоветовал Дэйн. — Неважно, верите вы этому или нет, но эта война будет долгой.
— Сколько у нас времени?
— Через час мы вылетаем в Кай Так.
— Боже, я буду страшно скучать.
— Единственное, в чем можно быть полностью уверенным — мы будем недалеко друг от друга. И как только смогу вырваться — сразу же приеду к тебе.
— Мне бы хотелось знать, где ты будешь. По крайней мере, хоть что-то…
— Сара, я не могу об этом даже заикаться… В особенности репортеру. Вольно. Я шучу. Но говорить, действительно, ничего не могу.
— Хочу спросить.
— Позволяю.
— Когда ты будешь уезжать в зону военных действий, я всегда буду так себя чувствовать? Ты знаешь, что я до смерти перепугана? Не хотела говорить…
— И тебе надо ехать, правда?
— Больше мне нечего сказать.
— Ответь на простой вопрос: это всегда так?
— По-разному для разных людей.
— А каково это для тебя?
— Я всегда рассматриваю возможность невозвращения. Точно так же, как и возможность вообще никуда не ехать. А затем все-таки еду, потому что это единственное, что я умею. Иногда мне хочется, чтобы все было как-нибудь иначе. Может быть, это эгоистично, какой-нибудь психологический выверт. Но я знаю, что на самом деле — нет. Я делаю то, что умею делать лучше всего, лучше чем кто-либо мне знакомый. Существует удовольствие, получаемое от хорошо сделанной работы, и даже вдохновение. Думаю, что ответить на твой вопрос можно таким образом: я растворяюсь в своей работе до той поры, пока она полностью не выполнена.
— Хоть таким образом…
— Таким и никаким другим. Ты тоже будешь все время занята. Ведь я не хочу, чтобы ты сошла с ума в этом аду. Я знаю, ты едешь, чтобы взять свои высоты, — как и остальная ваша братия, — но будь добра держать голову пониже и не высовываться. Обрати внимание, чтобы и зад не торчал над траншеей.