Песня Вуалей

Засмотревшись, я в итоге чуть не упустила кофе, опомнилась буквально в последний момент и едва успела подставить кружку под уже убегающий напиток.

К счастью, посуды у следователя в шкафу нашлось с запасом: одинаковых больших кружек было целых пять. И джезва была большая, чему я искренне порадовалась. Нет, я понимаю, что по традиции кофе пьют из крошечных чашечек, но лично мне такая посуда не нравилась. И Разрушителю, видимо, тоже.

– Ваш кофе, господин подполковник, – весело позвала я, подходя к столу и аккуратно балансируя горячими полными кружками. Дагор, кивком поблагодарив, аккуратно обеими ладонями принял горячую посуду (даже не поморщился!) и поставил перед собой. А потом, когда я почти сделала шаг назад, чтобы обойти его и вернуться на диван, вдруг ловко перехватил одной ладонью предназначенную мне кружку, чтобы поставить ее на стол, а второй рукой невозмутимо придвинул меня поближе. Я растерянно замерла, озадаченная таким внезапным проявлением нежности; мужчина же крепко обнял меня обеими руками, уткнувшись лбом куда-то в область солнечного сплетения. Впрочем, растерянность долго не продлилась, и я с удовольствием ответила, обнимая широкие плечи и бедовую голову, зарываясь пальцами в волосы и ласково массируя макушку кончиками пальцев. – Совсем тебя замучили, да? – тихо поинтересовалась я. – Бедненький…

Он насмешливо хмыкнул куда-то мне в живот.

– Скорее, ты была права, я действительно устал. Старею.

– Ну, в таком случае ты замечательно сохранился, – хихикнула я в ответ. Дагор вновь неопределенно хмыкнул. Потом с душераздирающим скрежетом рывком отодвинулся вместе с креслом от стола и с той же уверенной настойчивостью притянул меня к себе на колени, разглядывая с непонятным выражением лица. – Что, настолько все плохо? – я озадаченно нахмурилась. – Я чем-нибудь могу помочь? Нет, ну с делом вряд ли помогу, толку с меня, а так… Хочешь, я тебе плечи помассирую? Я умею, я на кровниках тренировалась.

– Не сейчас, – он забавно сморщил нос. – Но я запомню это предложение. Сейчас оно вряд ли поможет мне сосредоточиться на работе, твое присутствие от нее почему-то здорово отвлекает.

– В каком смысле? – озадачилась я. Нет, предположения, что именно он имеет в виду, у меня были. Но какие-то сплошь неправдоподобные. – Я вроде старалась сидеть тихо.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся мужчина. И так же спокойно и уверенно, как совершал за последние полчаса все прочие нехарактерные и странные поступки, привлек меня ближе для поцелуя.

А я вдруг поймала себя на паническом страхе, что все это может оказаться сном. Что вот-вот я проснусь, а подполковника Разрушителя Зирц-ай-Реттера не окажется в этом мире. Не просто среди живых, а вообще как такового. Что я просто придумала этого сильного мужчину с серьезными карими глазами, а на самом деле есть только страх и ничего кроме.

Поэтому на поцелуй я ответила почти с отчаянием. Пытаясь убедить себя, что опасения беспочвенны, что – вот же он, рядом, живой и теплый. Человек, а не магография в газете.

Не знаю, в чем пытался себя убедить Дагор, но он как будто разделял мои страхи. Прижимал к себе так крепко, что было тяжело дышать, и целовал жадно, будто в следующее мгновение мог погибнуть весь мир.

В какой-то момент я кристально ясно поняла: просто поцелуя мне мало. Никогда прежде ничего подобного я не испытывала. Может быть, просто боялась допустить хоть кого-то достаточно близко, чтобы получить возможность испытать? Хотелось забыться и сгореть без остатка. Хотелось, чтобы горячие ладони и осторожные губы стерли с моей кожи последние воспоминания о том моменте, когда закончилось мое детство и моя вера в людей. И я, окончательно все для себя решив, уверенно потянула вверх черную рубашку. Разрушитель не противился; хотя, кажется, и удивился. Только потом, когда плотная ткань отлетела куда-то в сторону, мужчина аккуратно взял мое лицо в ладони и, – глядя очень внимательно, серьезно, тревожно, – тихо спросил:

– Девочка моя, ты уверена, что этого хочешь?

Я бы предпочла ограничиться кивком, но сейчас он лишил меня простейшего пути. И робкое, на выдохе, «да» прозвучало в настороженной тишине комнаты как удар колокола.

А после этого надобность в словах отпала. Бесценные книги были небрежно сброшены на пол, на столе стыл свежесваренный кофе, но здесь и сейчас все это не имело значения. Как не имел значения и старый продавленный диван, и неумолимо-строгий бой часов, и напитанные чужими бедами стены здания ИСА. Окружающий мир оказался лишь смутным подмалевком, из которого могло получиться что угодно, а могло не получиться ничего. Дым, зеркала и кисея – суррогатное подобие реальности. Иллюзия.

Имели смысл лишь два стремящиеся слиться воедино переплетенных тела и две свивающиеся в единую тугую нить судьбы.

И – да, у моего кареглазого наваждения получилось легко и непринужденно прогнать призраков прошлого. Наверное, потому, что я знала: для этого человека не существует ничего невозможного. И верила – ему и в него – безоговорочно, без слов и доказательств.