Песня

Именно в последнем скептики оказались правы. Попали в самую точку. Мне действительно было «мало». Проехав без преувеличения всю страну (в среднем из тридцати дней в месяц я двадцать на гастролях), совершив к тому времени продолжительные поездки по США, Японии, Франции, Дании, Польше, Чехословакии, Болгарии, ГДР и другим странам, я ощутила вдруг (а может, не вдруг, а естественно, закономерно!) творческую неудовлетворенность, потребность сказать моему слушателю и зрителю нечто более цельное, значительное и весомое на ту тему, которая, если отбросить случайные песни (а у кого из певцов их не бывает!), проходит красной нитью через все мои годы в искусстве.

Эта тема — судьба русской женщины. К 1967 году мой творческий стаж составил уже без малого двадцать лет. За этот срок в хоре имени Пятницкого, в Хоре русской песни радио и на эстраде я исполнила около семисот старинных народных и советских песен, в подавляющем большинстве посвященных русской женщине. Во многих из них российская история, нравы пропускались через ее восприятие: тут и труд, и быт, и свадьба, и разлука…

Так зародилась идея показать через песню путь тяжких испытаний и великих побед, выпавший на долю русской женщины.

Тему ее бесправия до революции «решали» в этой программе два известных плача (один из них акапельный): «Не по реченьке» и «Не бушуйте, ветры буйные». По контрасту с двумя плачами выделялась драматически заостренная «Матушка, что во поле пыльно», о которой я уже писала раньше. Для цементирования отдельных номеров в единую композицию были подобраны стихи Некрасова, Кольцова, Исаковского, Твардовского. С этой же целью композитор Э. Захаров сочинил небольшую увертюру и музыкальные «прокладки» между песнями.

Далее по смыслу напрашивалась песня, которая символизировала бы невозможность продолжения бесправной жизни, стремление к новому, к революции. Так в программе нашлось место героине из баллады Мариана Коваля «Это — правда» — непреклонной и мужественной революционерке, которая, отвергнув спокойную жизнь, «путь свой с честью и доблестью прошла».

Мне очень дорог этот образ. Он как бы перекликается с судьбой жен декабристов, отправившихся в Сибирь за своими мужьями, чтобы разделить их участь. У Коваля образ русской женщины получает свое развитие. Из пассивной, хотя и солидарной спутницы, женщина вырастает в активного борца, ничем не уступая мужу в революционной деятельности, полной опасностей и лишений.

Три старинные песни я исполняла в русском сарафане и кокошнике. На балладу «Это — правда» выходила при слабом освещении в очень скромном черном платье без каких-либо, украшений, что было созвучно всему облику пожилой героини, вспоминающей трудно прожитые годы.

Затем фантазия на тему песни «Смело мы в бой пойдем» подводила к великому событию — Октябрьской социалистической революции. Вслед за этим мне очень хотелось дать какой-нибудь песенный образ русской женщины в гражданской войне. По моей просьбе была даже написана песня об Анке-пулеметчице, духовной преемнице старой революционерки. Но, к сожалению, песня не получилась, а может, я и сама в ней толком не разобралась, из-за этого пришлось вводить в композицию сюиту П. Куликова о гражданской войне.

Переходя потом к периоду социалистического строительства, мне надо было обязательно найти яркую и колоритную песню о первых годах Советской власти, сделавшей все для равноправия женщин, для роста их политической сознательности, для приобщения к управлению страной. Выручил Анатолий Григорьевич Новиков.

— Да у меня же есть то, что тебе надо, — сказал он. — «Наша депутатка» называется. Еще когда-а-а написал.

Провожаем депутатку с Волги-матушки в Москву…

И еще очень помогли мне песни Дунаевского.

Мне кажется, нет у нас другого композитора, который бы так талантливо отразил пафос и радость вдохновенного труда 30-х и 40-х годов, как Исаак Осипович Дунаевский. Его искрящийся «Марш энтузиастов» и многие другие произведения и поныне звучат в самых «главных» наших праздничных концертах. Я включила песню «Идем, идем, веселые подруги» — бравурная, задорная, в ритме марша, она заняла важное смысловое место в программе. Вошла в композицию и лирическая песня Дунаевского «Ох ты, сердце». Она стала в программе узловой, прозвучав символом счастливой довоенной жизни, построенной напряженным трудом. Вот когда и время вроде бы наступило для покоя, для лирики, для любви. Но песня еще не отзвучала, а в последние ее звуки ворвалась тревожная «Вставай, страна огромная», а затем более мягкая «На позицию девушка».

«Родина-мать зовет» — каждый раз, когда я исполняю песню Евгения Жарковского на проникновенные стихи Константина Ваншенкина «Женька», встает у меня перед глазами плакат Ираклия Тоидзе. Всегда волнует меня этот рассказ о простой сельской девушке, ушедшей в партизаны.