— Рязанщина — глубинная область России, центр ее. В войну этот край очень пострадал. Там осталось много вдов, сирот…
В зарубежных поездках часто приходится выступать в роли лектора-пропагандиста. Убеждать, рассказывать, растолковывать. Вот и тогда я рассказала, что героиня этой песни — юная мать — «солдатка в двадцать лет», что это понятие — прямо-таки социальная категория, которая появилась в нашей демографии во время войны. Мои собеседники попросили пропеть вполголоса эту песню еще раз. Они слушали, затаив дыхание, стараясь уловить смысл незнакомых им русских слов, из которых складывался обобщенный образ женщины России.
Я говорила моим новым знакомым о московских вокзалах сорок первого, о сотнях «мадонн», провожавших на фронт своих мужей, братьев, женихов.
— Но вы сами ведь не были в такой роли?
— Нет, к тому времени мне исполнилось всего двенадцать лет. Но осенью сорок первого, когда враг бомбил столицу, я дежурила по ночам на крышах домов, была награждена медалью «За оборону Москвы».
— Не может быть, — изумился один из собеседников.
— Не верите? Приезжайте, покажу и медаль, и дома, где по ночам дежурила.
— Да, война — это страшно, — включился в разговор крупный коммерсант, хозяин фирмы по производству медикаментов. — Русским людям хорошо известно, что такое война. Вот мы с женой очень переживаем за нашего единственного сына — скоро в составе австралийского экспедиционного корпуса ему придется ехать во Вьетнам.
Встреча, начавшаяся моим интервью, вылилась в очень интересную и, что самое главное, искреннюю беседу. И это благодаря песне!
На следующее утро после концерта с «пресс-конференцией» коммерсант-фармаколог с супругой пригласили меня к себе домой. Все показывали, рассказывали и заодно расспрашивали о наших традициях, нравах, о русской кухне. Как видно, хозяин знал в кулинарии толк. «Да что об этом говорить, давайте лучше покажу», — предложила я.
Пошла на кухню и быстренько «соорудила» щи — благо продукты под рукой оказались. Вся семья с удовольствием отведала русское блюдо, да еще рецепт записали, как готовить.
Много месяцев спустя я перечла в дневнике запись о том концерте в Мельбурне, и снова ожило все перед глазами. Я вспоминала «чопорные фраки» в экзотической Австралии, которая и войны-то не нюхала, вспоминала, как на вид сдержанные, сухие господа незаметно, чтобы никто не увидел, смахивали кончиком платка слезы, а более непосредственные женщины плакали открыто, не стесняясь. И радостно мне стало за русскую песню, которая открывает души…
Сергей Владимирович Михалков как-то говорил мне, что вызвать у зрителя смех не так уж сложно, много труднее — заставить его плакать. Сила настоящего искусства — в мощном воздействии на чувства людей. Песня — самый доходчивый, самый демократичный жанр. Звучит-то ведь всего три-четыре минуты, а какая сила в ней может быть заложена!
Большой успех «Рязанских мадонн» в Австралии еще раз окончательно и бесповоротно убедил меня: стоит, да, стоит! — иногда годами биться над песней, отшлифовывать стихи, бредить интонациями, искать свежие музыкальные ходы, повороты, краски; стоит мучиться, не спать ночами, отгоняя навязчивую мелодию, стоит — ради того, чтобы познать всего трех-четырехминутное состояние творческого удовлетворения, чтобы увидеть слезы или радость в глазах зрителей, чтобы всколыхнуть людские души, заставить слушателя поверить в то, о чем поешь.
Русская женщина!.. О ней много говорят за границей. А знают, по существу, ее до сих пор мало. Поэтому нередко следуют наивные вопросы: «А правда, что ваши женщины не умеют пользоваться косметикой, делать прически?»
Что ж, я не стараюсь уходить и от таких вопросов, но если… Если меня просят рассказать о женщинах, которыми восхищаюсь, я говорю о летчике-испытателе Марине Попович, чьи спортивные достижения зафиксированы в таблицах абсолютных мировых рекордов Международной авиационной федерации. Ее работа — это каждодневный риск, бесстрашие, героизм. Какая беззаветная преданность призванию — неутомимая жажда неба, скорости, высоты! Для Марины Попович летать — это жить. Вот один факт из ее летной биографии: однажды она упала на землю в горящем самолете и — надо же такому случиться — именно в день своего рождения! Чудом спаслась. Какая психологическая травма! Другого бы это навсегда сломило, но только не Марину. И вот она снова поднимает в небо тяжелые машины. Изо дня в день напряженные полеты, параллельно — учеба в аспирантуре, успешная защита диссертации. А ведь Марина — жена и мать, у них с Павлом Поповичем, дважды Героем Советского Союза, космонавтом, две дочки. Вот что такое русская женщина, о которой на Западе говорят: она, мол, существо однозначное, без эмоциональных порывов, устремленное лишь к высоким производственным показателям.
Сама Марина рассказывала мне, как переживала первый полет мужа в космос, не могла заснуть, сидела у радиоприемника и все вязала, вязала, стараясь хоть немного отвлечься…