Все двенадцать человек питались правильно и вдоволь. Поэтому яма заполнялась быстро качественным удобрением для огорода. Соседи, имевшие не столь большие семейства, а следовательно и огороды, завидовали им. Но однажды произошло непредвиденное.
Ям было две. Пока огород удобрялся из одной – заполнялась другая. И всегда время опустошения одной и заполнение другой совпадало. Но тем летом случилось так, что когда одна уже переполнилась и нечистоты подходили к самой дыре, вырезанной в деревянном полу, вторая яма опустошилась лишь наполовину.
Из работников семьи срочно собрали совещательный комитет, на котором приняли неординарное решение, подсказанное, кстати, дедом-пердедом, – копать третью.
По расчетам, отец и еще трое взрослых сыновей могли бы без особого напряжения вырыть яму за 3–4 часа, когда всем тем временем строго-настрого запрещалось оправляться абы где.
По традиции, передававшейся из поколения в поколение в их селе, как только готова была новая яма, старую тут же накрывали, а к краю вновь вырытой ритуально подходила вся семья и дружно, при чтении заклинаний и курившихся благовоний, не взирая на пол участника действа, мочились стоя.
Никого не приходилось уговаривать, и никто не стеснялся из-за переполненных мочевых пузырей, но все с радостью и чувством неописуемого облегчения входили на время в экстатическое состояние обряда…
Яма копалась необычайно легко. Работавшие мужчины задорно отпускали шутки в адрес ожидавшего семейства, основной смысл которых происходил из темы обильного потовыделения от работы с лопатой, как причины уменьшения желания мочиться. Старшие братья подмигивали младшим, предлагая попотеть в яме или поплакать, дабы не так хотелось.
Но никто из стоявших в яме не обижался, так как знали, что все это было частью обрядового действия, некой сублимацией чувств и эмоций.
И вот образовалась, наконец, нужная глубина. Первыми по правилам священного ритуала вылезли из ямы сыновья, предоставляя отцу, как самому старшему диггеру, произвести последний торжественный удар лопатой. Взяв инструмент, он медленно и многозначительно поднял его и изо всех сил вонзил в землю. И, о чудо! Из-под лопаты брызнула струя кристально чистой прохладной воды и забила ключом высотой по самый край ямы.
Все глядели с изумлением на сверкающий на солнце фонтанчик, забыв о естественной нужде и не смея ничего предпринимать.
Первым оправился от изумления самый младший из братьев – избалованный бабкой непослушный пакостник и капризуля лет шести. Пользуясь моментом всеобщего восторга и отключенности, он подбежал к колодцу, стоявшему на другом конце подворья, влез на него и начал мочиться внутрь. Это заметили другие младшие братья и сестры и принялись за то же. Когда очнулись взрослые, колодец был изгажен и ничего не оставалось делать, как перенести нужник на него, а новым источником пользоваться по его назначению. Никто не сердился на малышей за инициативу, ибо все обошлось естественным образом: и обряд соблюден, и источник воды (да еще какой!) открыт. Вот с нужником как-то не очень гладко получилось. Но это можно было списать на издержки цикла жизнедеятельности. Весь оставшийся день и до поздней ночи семья праздновала свершившееся, и лишь один дед-пердед был не в духе. Что-то свербило в его старой опытной душе. И не напрасно.
На заре мать, как всегда, поднялась, разбудила петухов, прилегла снова и уже полностью проснулась с их первыми, еще хриплыми ото сна, криками…
Сначала повскакивали старшие. Услышав истошные вопли матери, выбежали во двор. За ними поспешили все остальные, кроме бабкиного баловня, продолжавшего сладко спать под лавкой в обнимку с жирным рыжим котом, которому также не было дела ни до чего после сытной мышиной охоты ночью.
Во дворе все увидели следующую картину: мать сидела растрепанная спросонья под колодцем-нужником и с идиотским выражением лица показывала заскорузлым пальцем в сторону новой ямы, произнося при этом только звуки «э» и «ы», но часто чередуя их между собой.
Сообразив, что с женой все в порядке, исключая неспособность членораздельного говорения, первым к яме бросился отец. Дедово предчувствие оправдалось: яма была пуста и даже подсохла за ночь. От воды не осталось и следа. Тогда отец ринулся к бывшему колодцу. Тот также был пуст от воды, но уже изрядно пах фекалиями…
Попытки найти воду не увенчались успехом, и несчастная семья, так или иначе наказанная, вынуждена была ходить по воду к соседям. Ну, а так как для ухода за огромным огородом требовалось и огромное количество ведер воды, то переноска оной стала их основным времяпрепровождением. И даже маленький пакостник угрюмо носил в своем маленьком ведерце живительную влагу, интуитивно не смея противиться.
Соседушки, однако, смекнули, что: чего это им за здорово живешь разрешать черпать из их колодцев воду, и обложили семью посильной данью: кто денежкой брал, а кто и продуктишками.