- Так вот. Он устраивал им фейерверк и купал в вине. А потом - раз сюда приехал с а м ... ну, тот, главный. Провел тут ночь и уехал. Но Берия после того их всех убил. Здесь же, в доме.
- Почему? - спросил Николинька, вздрогнув.
- А потому, что не мог стерпеть, чтобы они были еще чьи-то, кроме него. Я это могу понять. Я б и не пикнула.
Она отдернула от стекла лоб и скользнула прочь. На зеркале сползся тусклый блик от ее кожи. Она уже была у окна - смотрела в сад.
Мрачно сопя, Николинька прошел к ней - взглянуть, на что она смотрит. Но сквозь тюль в окне не было видно ничего.
- Дверь у вас на ночь запирается? - спросила Лика.
- Да. На ключ. И еще там решетка. - Он подумал. - Ее нельзя открыть без отца.
- Понятно.
Руки ее легли на бедра, она слегка вздернула край ночнушки вверх так, что вышло нечто вроде коротенькой юбочки, и повертела ею. Потом отпустила ее, взялась пальцами за бант у плеча и с силой рванула кончик. Бант развязался, одна лямка упала.
- Ты что... э... э... хочешь раздеться? - спросил Николинька робко.
- Куда уж; я и так без трусов, - сказала она с смешком, не оборачиваясь к нему. - Теплая ночь. Жаль, что нельзя в сад выйти. И жалко, что нет луны.
- В сад, в сад, - повторил он, морща лоб. - В сад выйти можно, объявил он так, будто это само только что пришло ему в голову. - Нужно для этого выдернуть винт из той рамы.
Он отвел край шторы. Лика отступила, и, встав на цыпочки, он потянулся мимо нее вверх - всем телом и рукой. Его роста как раз хватило на то, чтобы достать до перекладины над фрамугой.
- Он... э... э... он тугой, - выговорил он спустя минуту сдавленно. Плохо лезет...
- Брось. Будем тут сидеть, - сказала Лика. Она, однако ж, с любопытством разглядывала вытянувшегося и повисшего почти над ней Николиньку. - Слушай, - спросила она, подняв лямку и опять ее завязав, - а ты и правда понимаешь в математике?
- Еще в физике, - с готовностью кивнул он. Винт он оставил в покое.
- А сказки любишь?
- Какие?
- Ну, какие-нибудь. Андерсена. Или Тика.
- Нет, не очень. - Он оживился. - Вот, я могу вам показать, какие я книжки люблю. Хотите? Хотите? - Он затоптался перед ней.
- Опять на вы. Я хочу, чтоб ты говорил мне ты. А книжки тоже хочу. Они где? Там? - она ткнула вверх.
- Нет, там тоже, но там другие. Главные здесь. Рядом. Пойдем, - заспешил он.
- Ну, пойдем.
Они прошли через кухню, мимо ванной, где сверчок сразу стих от их шагов, и оказались в тесной квадратной комнате, обшитой деревом наподобье веранды и почему-то с морским кругом на стене. Из-за круга и еще двухъярусной койки в углу отец называл комнату "субмариной". Ее использовали как кабинет. Тут был стеллаж с стопкой старых газет (рассованных вообще по всему дому), телефон, а также несколько полок с книгами. Рабочее кресло и стол занимали главную часть места.
- Да, а спички? Спички-то? у вас... у тебя с собой? - спросил Николинька беспокойно.
- С собой, с собой.
Бок коробка пустил дым, комната зашаталась от всполошившейся тени.
- О, да тут и свеча есть, - сказала Лика. - Правда, дурацкая...
Она выкатила на стол зеленый шар с фитилем, до тех пор погрязавший в вазе, и зажгла его. Шар загорелся с заминкой. Николинька меж тем был уже возле полок.
- Вот это тут по квантовой механике, - говорил он, тыча пальцем в стекло и извинительно улыбаясь. - Это, конечно, все популярные, да, все, но я - я - я недавно еще думал, что популярные книжки тоже важно читать. Недавно! - повторил он с значением. - А теперь - ну, теперь-то я так не думаю. Я теперь думаю так, что... - Он хотел рассказать ей про Пригожина и принцип нестабильности, который только что изучил.
- Слушай, - сказала Лика, - мне как-то зябко... после зала.
Она села в кресло с ногами, натянув ночнушку себе на колени. Николинька в затруднении повертел головой. Ему наоборот было жарко и хотелось говорить.
- Скажи, - спросила она. - А ты знаешь, что такое дом терпимости?
Он засопел удивленно, с видимой неохотой отходя мыслью от книг.
- Терпимости, терпимости, - повторил он. - Нет. Там что-то терпят?
Она кивнула.
- Там продают девочек - на время. И они терпят, когда их любят. Как видно, он такой возможности не ждал.
- А... зачем? - спросил он, нахмурясь.
- Потому что нельзя же всех их заставить. Некоторых нужно купить. Деньги - одна из сил. Впрочем, конечно, кровь надежней... - Она перебила себя. - А у твоего отца есть подружка?
- Есть, - он стесненно кашлянул.
- Ах вот как! я не знала. Она красивая?
- Кажется... кажется, да.
- А тебе какие нравятся?
- То есть как?
- Ну - темные, белобрысые, рыжие? Или какие?
Он еще больше смутился. Она усмехнулась.
- Ладно, не буду. А сколько ей лет?
- Кому?
- Подружке твоего папы.
- Двадцать два, - ответил он тотчас. - И шесть месяцев.
То, что касалось цифр, он знал все в их доме.
- Ага. А мне шестнадцать. И девять месяцев. - Она чему-то рассмеялась. Потом вздохнула. - Жаль, что завтра уже уезжать... В эту санаторию. Скучища там, наверно... - Она примолкла, но тотчас хлопнула ладошкой об стол. - Ну ладно, все. Слушай. Я тебе буду сказку рассказывать.