Песочные часы

От страха вспотели ладони. Мне казалось, что и голос немного дрожит. Виной всему — воспоминания. Я когда-то помогла беглым хырам и заплатила за это самым страшным наказанием и унижением в своей жизни.

— Ладно, спрошу у Мирабель. Что бы это ни было, оно сбежало. Живое, раз сбежало.

На этом меня отпустили, только работать не могла, раз за разом вспоминая слова о неотвратимости наказания.

Как и следовало ожидать, госпожа честно рассказала обо всём мужу. Прямо по возвращению, скинув мне на руки накидку.

— Разве что-то не так? — удивилась она.

— Нет, просто написали, что потеряли твою посылку. Ничего, я дам Лей денег, купит что-нибудь ещё, не такое подвижное.

Норн вышел и поманил за собой. Предчувствуя допрос с пристрастием, покорно последовала за ним в гостиную. Хозяин сел и указал на место против себя.

— Зеленоглазая моя, ты по-прежнему ничего не хочешь мне сказать, объяснить? — пальцы лениво поглаживали обивку.

— Что бы хотел услышать хозяин?

— Правду, всего лишь правду о твоём подарке. Таинственном демоне — или кого ты вдруг вознамерилась подарить знакомой. В любом случае, на зверушку у тебя банально не хватило бы денег. О твоём болезненном сочувствии той хыре, вернее, торхе. Я узнал, она тоже кеварийка. Это как-то между собой связано?

Я предпочла промолчать. Ложь погубит так же, как правда.

Но хотя бы Марайе помогла, не чужому человеку. Ради неё потерплю.

— Я помню твою реакцию на рассказ о той девочке. Будто ты знала что-то, чего не знал я. «Её вынудили», — сказала ты. Итак?

Низко опустила голову. Он знает. Догадался. Впрочем, хозяин умный и военный: их учат вычислять шпионов.

— Мне сразу идти к квиту, хозяин? Или дозволите повеситься самой? — обречённо прошептала я.

Повеситься не смогу, а вот большую дозу снотворного выпью. Надеюсь, это не запрещено законом?

Норн покачал головой и дёрнулся, когда я сделала шаг к двери.

— Ты боишься? Да, Лей? Если бы не страх, сказала бы? — он протянул ладонь, буравя взглядом полуопущенные веки. — Ты ей помогла, да? Просто кивни. Лей, я не позову квита.

— Значит, накажете сами, — чуть слышно пробормотала я, вспомнив, какую боль могут причинять эти руки. — Сорок ударов, хозяин?

— Признаёшься? — нахмурился хозяин и, ухватив, толкнул к себе. Не удержав равновесия, упала, ударившись плечом о диван. — Ты помогла беглой убийце?

— Она моя подруга, моя лучшая подруга. А тот норн заслуживал смерти! Делайте, что хотите, сверните мне шею, но я не могла поступить иначе, — на едином дыхании выпалила я.

— Значит, ты сознательно подписала себе смертный приговор ради подруги? Заменила её жизнь своей? — норн поднял меня на ноги. Губы сомкнулись в тонкую линию, глаза — как у зверя. Настороженного зверя, который ещё не решил, что сделать с жертвой.

— Да. Я в вашей власти, хозяин.

— Что же мне с тобой делать? — задумчиво протянул хозяин. Пальцы легли мне на шею, будто действительно решив сломать. — Серьёзное преступление… Но, с другой стороны, ты призналась. И такое самопожертвование… Сорок плетей, говоришь? Тут гораздо больше, Лей. До конца наказания ты не доживёшь, повесят уже изуродованный труп. Стоило оно того?

— У каждого человека должно быть что-то, за что он может, не раздумывая, отдать жизнь. То, что ему дорого.

На несколько минут воцарилось молчание, потом норн позвонил в колокольчик и приказал найти хыра, которой носил мои покупки в день похода на рынок. Я догадывалась, для чего.

— Кто-то должен ответить, Лей, — холодно пояснил хозяин. — Я не позволю тебе умереть по собственной дурости. Родственники Шердана ничего не узнают, для всех моя торха чиста. Но без наказания не останешься. Не бойся, бить не стану. Считай подарком к будущему дню рождения. Но из дома больше без меня не выйдешь. Порога не переступишь. Каждый твой шаг буду контролировать. Чтобы через пять минут капли стояли на моём столе в спальне.

— Они закончились, хозяин.

— Тем лучше. Надеюсь, в новом году в этом доме раздастся плач младенца. Что до твоей подруги, не обессудь, я обязан доложить властям. Не желаю, чтобы было запятнано моё имя.

Я не могла не думать о хыре, которого казнят вместо меня, представляла его боль, кровь, мучения. Сначала кнут, потом плеть-двухвостка. Десятки ударов, разрывающих плоть, обнажающих кости… При мысли об этом к горлу подступала тошнота.

Хозяин пощадил меня, но обрёк на страдания невиновного. Даже пощёчины не дал, не накричал. Ради детей? Но ведь он может купить другую торху взамен меня, причинявшей массу проблем.

Я виновна, сама призналась в тяжком преступлении, наказание за которое — смерть. А норн… Неужели действительно нужна ему не только для деторождения? И то, что он ко мне испытывает, настолько сильное и нехозяйское, что пересилило долг.

Его стали интересовать мои чувства, мысли, желания. Практически не называет «Зелёноглазкой», зато периодически проскальзывает ласковое «Змейка».