Песок и белое солнце

По земным меркам — не рабы. Все, кроме Владычиц, гораздо, гораздо меньше, чем рабы. «Говорящие орудия», как сказал какой-то античный мудрец — к ним это куда больше подходит, чем к людям в положении рабов. Рой. Своего разума и мнения у них быть не может. У них нет самости. У них нет имён. У них есть только функции.

Но Первый хотел, чтобы сёстры убили и его, и всех остальных. Второй хотел умереть вне агломерации — его ужасал сам факт смерти от жвал собственных сестёр; потом передумал. Третьему, кажется, всё равно. Пятый и Шестой в ужасе обратились за помощью к торговцу с Земли, потому что хотели жить, но не знали, что делать. Четвёртый жалеет, что не наелся напоследок. А Седьмой поёт.

Как это может быть, если все они одинаковые? Сухов их не путает, а ведь он чужак. Логично было бы путать — похожих.

И если сёстры-воины и впрямь абсолютно покорны, абсолютно одинаковы и абсолютно бесполы — как одной из них могло прийти в голову убить Владычицу, пропитаться её запахом, съесть её тело и обрести таким образом священную женскую суть?

Земные биологи недопонимают глубинную сущность фья. Похоже, сами фья тоже недопонимают собственную глубинную сущность…

«А песчаный скутер просто сдох, простите за грубое слово, любезная моя Катерина Матвеевна. Да ещё в таком месте, где мы могли нарваться запросто: синие фья чёрных в принципе не жалуют. Пришлось бросить всё, что нельзя с собой унести, и уходить пешим ходом. Поэтому мы и не прибыли на базу ещё позавчера, а мыкаемся по пескам до сих пор и ждём, когда же, наконец, засекут мой маяк — а насчёт атмосферных помех я в курсе, поэтому никого и не виню. Зато добрались до мест малонаселённых, можно сказать — почти необитаемых. Это нам на руку, потому что против здешних бойцов я, можно сказать, не вооружён, и меня бы местные дамочки съели за милую душу вместе с прочими ребятами.

А ребят жаль. Что-то в них есть.

А солнышко здесь такое белое, что глазам больно…»