Песок и вода

Пока Инспектор буровил профессиональным взглядам все углы на кухне, машину его занесло по крышу. А когда бабули, преодолевая его сопротивление, силком потащили его к столу – в котельной что-то ухнуло, гавкнуло и заревело. Старая труба не выдержала стужи и прорвалась. Была суета с ведрами, оханья, грохот, тряпки… Инспектор плюнул и остался в приюте до утра: сперва чинил трубу, потом раздавал валокордин сомлевшим старушкам, потом ел на темной кухне нарочито постно: сухарь и чай. Рядом на столе под бедным полотенчишком истекали запахом печеные окорочка – вернее, то, что от них осталось после рождественской трапезы.

Окорочка эти были американского происхождения и считались роскошью: вообще дом престарелых был беднейший, как и создавшие его совхозы. Бабулек было около двадцати, и ни одного старичка, а присмотра за ними и вовсе не было никакого (только раз в две недели приезжала медик Николавна, раздавала кому что прописано и спешно уезжала). Поэтому в доме накопилось кой-какой мужской работы. Да и не только мужской: перво-наперво с утра Инспектор вымел весь приют и помыл полы – делать это в рождественскую неделю запрещалось, а то щастье из дому уйдет. Бабки, вот по счастью как раз, с приметами не лезли – не то сами не знали, не то под руку не хотели говорить.

Потом оказалось, что численники в доме показывают разное: часть бабушек были уверены, что Рождество сегодня, а часть – что вчера. Следить времена и сроки им было не по чему – телевизор у них украли трактористы, а радио сломалось еще осенью. Инспектор ужаснулся и выправил все календари, оторвав листочки до нужного числа. Для него путаница в датах была непереносимой: а ну как получилось бы, что праздник, а он празднует? Ну, не работает, в смысле…

– К примеру – Пасха, – рассудил он перед старушками. – Как вы узнаете?

– Дак неоткуда знать-то, – вздыхали те. – В численнике нету…

Инспектор, любивший доверять себе, а не внешним источникам, умел исчислять Пасху без церковных подсказок – по полнолуниям. Он посчитал и зачем-то отметил бабулькам Пасху, обведя красное воскресенье в численнике дополнительным чернильным кружком.

– Вот, – сказал он, и все согласно закивали. – В этот день работать нельзя считается. А я думаю, ерунда это! И эти яйца с водкой на могилах – ерунда!

– Дак Паска, Паска… А нонче святки, – сказала одна бабушка.

– Святки! – сразу взорвался Инспектор. – Когда вокруг столько дел! Вот напущу на вас комиссию!

– Дак нам женихов приворожить необходимо, – серьезно сказала на это одна из старушек. Увидев, как вытянулось лицо Инспектора, она и прочие бабульки засмеялись и принялись пихать друг друга заштопанными локтями. – Шуткуем мы! Знамо дело, работать надо!..

И Инспектор продолжал работать, потому что уехать он не мог: дорогу за ночь покрыло двухметровым слоем снега, машина вовсе утонула в нем, – а метель все не прекращалась.

– Ерунда эти все гадания-ворожения, – злобно ворчал Инспектор, сколачивая разлезшиеся от старости стулья и завинчивая древние железные болты на кроватях-клетках. – Ерунда!

Тут он услышал, как кто-то плачет. Все были в зале, вязали, а одна бабулька, как оказалась, сидела в спальне, на своей кровати под пологом, и расстраивалась.

– Дак куренка хочу, – призналась она Инспектору. – А не постимшись – нельзя. И вчера не стала разговляться… А порадоваться хочется…

– Ну вот еще! – возмутился Инспектор. – Предрассудки какие, не стыдно вам? Идите и ешьте курицу прямо сейчас!

– Дак нельзя поди, – сказала бабушка опасливо.

– Можно! Посты эти все – просто обряд! Предрассудки!

Бабулька мучилась, косилась на иконы (которые Инспектор не видел принципиально), вздыхала.

– Ладно! – гавкнул Инспектор. – Ваш Иоанн Златоуст писал про это! Что «постившиеся-не постившиеся»… Знаете?.. Слыхали же!..

Старушка несмело кивнула.

– Ну вот идите уже ешьте курицу, – наступал Инспектор грозно. – Работники двенадцатого часа! Огласительное слово… все, бегом!

Бабульку и ее печаль сдуло.

– И сами не знают, чего боятся, чего думают, – ворчал Инспектор полчаса спустя, заменяя участок гнилого пола в углу общего зала. – Вы бы хоть слушали, чего в церкви читают. Хоть бы знали…

– Дак Иннокентьич, какая церква? Кто нас повезет?.. И радио нет давно. Буди у нас вон Митрофановна почитает когда святое слово. Седни вон хотите, дак прочтем вечером.

– Уеду я вечером, – пробормотал он сердито.

Но остался. Снега стало еще больше, и около восьми вечера оборвало провода.

Сидели в потемках, вздыхали. От бабулек шли волны лекарственного, травяного, тряпочного запаха. Инспектор топил печь по всем правилам безопасности и грел на ней воду и остатки «ножек Буша». Анатольевна толкла пюре, Васильевна гладила кошку. Митрофановна принесла страшно старую книгу.

– Да не когда лукавый сопостата совет срящет, и препнет ю во тме, – запиналась она.