Песок. Повесть длиною в одну ночь

Почему, несмотря на то, что иду я очень медленно, мне кажется, что я куда-то спешу? Что-то словно гонит меня вперед, требуя быстрее дойти, скорее покончить со всем этим и начать заново. Разобраться с недоделанными моментами на работе, бросить курить, снова начать отжиматься от пола, поменять наконец-то старые краны на кухне, выбросить весь тот мусор, что пылится на душе и в квартире, может быть даже ремонт сделать, музыку послушать, в кино сходить. Жить.

Я тороплюсь жить?

Квартира номер «семнадцать». Не решаюсь, выхожу из подъезда и долго курю, пока не замерзаю совсем. Снова в дом – квартира «семнадцать». Жму кнопку звонка. Перебужу сейчас всех, — запоздалая мысль.

Дверь открывается.

Мне сейчас очень страшно и стыдно.

— Вам кого? — мужской голос.

— Привет, Олег, — просто говорю я, разглядывая пол.

Всем своим естеством почувствовал — он меня узнал. И потому просто жду. Все, будь что будет, — так бросается в окно живущий на шестом этаже, квартиру которого охватил пожар, отрезавший все остальные пути и уже подбирающийся к человеку своими равнодушными и всеуничтожающими огненными пальцами.

Будь что будет.

— Дядь Сережа? — это Мишка. Он рядом с отцом.

Я бросаю на него взгляд, подмигиваю с грустной улыбкой.

— А я... я щас! - он бросается куда-то в глубину квартиры.

— Прости, что рано, — я наконец-то нахожу в себе силы посмотреть Олегу в глаза. Хочу добавить, что должен был убедиться в том, что Мишка добрался, хочу извиниться за то, что сделал семь лет назад, но не говорю ничего.

Напоровшись, как ныряльщик на сваю, на взгляд Олега.

— Тут курить можно?

— Дай сигарету, — говорит он, сделав шаг за порог и закрывая дверь.

  

***

Мы стоим между этажами, как зависшие между прошлым и будущим кристаллики песочных часов.

Самое главное, я точно знаю — надо говорить. Но молчу. Это как шахматы, — я рассматриваю все ходы, анализирую и отбрасываю их, потому что ни к чему хорошему они не приведут, только к потере фигур и времени. Времени терять совсем не хочется, оно снова течет песком, но этот песок отныне — лично мой, суверенный и неделимый, и каждая ушедшая песчинка болью отзывается в душе.

Надо говорить. Тишина гулко подчеркивает уходящее время.

— Ты на сына не сердись, — слова как возмутители спокойствия, словно кто-то захрапел в театре на премьере.

- Я и не сержусь, — отвечает Олег.

Неужели и моя фраза звучала настолько идиотски?

Это не важно. Ход сделан, молчание уничтожено. Нужно идти до конца, или признавать мат.

— Ты прости меня, — говорю я и закрываю глаза, рукой потирая лоб. — Как идиот себя вел... как полный идиот...

Нет, как идиот веду себя сейчас. Не то нужно говорить, не так...

А что? А как? Я не знаю.

— Да ладно.

Воздух пронизан напряжением, как электричеством.

— Ладно, пойду, — я выбрасываю сигарету в открытую форточку лестничного окна, решаюсь поднять взгляд, чтобы тут же его отвести.

— Спасибо.

— Не за что, — вздыхаю я.

Все равно — оправлять тринадцатилетнего пацана в ночь одного без присмотра было опрометчивым и идиотским решением. Так что действительно не за что.

— Ты знаешь, — помолчав, говорит Олег, — я теперь только пешком хожу. Нет, ты не подумай, не затем это говорю, чтобы... ну ты понял... просто, хочу, чтобы знал. У меня тот... мне это зачтется, я знаю. Главное, ты пойми.

— И ты пойми, — тут же отзываюсь я на эту сумбурную исповедь, которая прорвалась сквозь оборону неловкости. — Мне действительно жаль. Как урод себя вел.

- А я тогда кто? – он зло усмехается.

Я докурил, затушил сигарету и выбросил в мусоропровод.

— Береги сына, — только и говорю.

Замечаю, что он протягивает мне сто гривен. Я решительно отказываюсь.

— Бери, — говорит он, — таксист с него денег не взял. Выслушал, говорит, дома отдашь. Подумал, видимо, что он эту "сотню"...

Олег не закончил фразу. И так было понятно. Я смотрю ему в лицо, отмечаю, что никаких видимых следов та драка не оставила. Только толку-то с того.

Я взял деньги. Неразменный пятак какой-то. А может, она просто таксистам в руки не дается?

— Не держи зла, хорошо? — попросил я.

— Не буду, — кажется, на его лице промелькнула неуловимая улыбка, - и ты не держи.

Я кивнул.

— Спасибо. Мишке привет.

И пошел к выходу.

Жизнь только и состоит из череды невероятностей и неправдоподобных происшествий. Этому я и улыбаюсь, стоя на улице.

А еще тому, что нет больше ни безысходности, ни стыда.

Как будто кто-то снял камень с души, и теперь...

***

...стало значительно легче.

Немного больнее, чем обычно, но — легче. Больно, словно заключенному, которого минуту назад выпустили из тюрьмы. Все, срок окончен, но за спиной — привычный уклад, свои правила, к которым привык. А впереди, хоть и свобода, нужная, но непонятная, слишком горячая на ощупь. Слишком хорошо, чтобы отказаться, слишком страшно, чтобы взять. Но, превозмогая страх, берешь — и как будто уже легче, и не так и больно. Просто привыкнуть, наверное, нужно.

Неплохой подарок на тридцатилетие.

Тридцатилетним я себя не ощущаю. Хорошо сохранился, значит.