И был удивлен, когда избиваемые начали голосить по-русски. В основном матерно.
-Неужели? Так действенна эта методика обучения русскому языку?-
Одна из женщин оторвалась от занятия и, показав рукой на дальнюю околицу, проговорила
-А ты вон там, командир, посмотри!-
Васильев тут же подозвал Свиридова и отправил его туда, куда указала женщина.
Пока Свиридов бегал, капитан связался с теми, кто остался в Харино и дал команду на движение.
- Командир! Там это... виселица. Мужик инвалид без ног висит и девочка молоденькая.
- Так! А ну-ка! Закончили тут и рассказали мне, что тут произошло!-
После слов Свиридова к месту, где били двоих пленных, подтянулись все, оставив на охране еще не пришедших в себя немцев. Местные женщины, перебивая друг друга, начали пояснять происшедшее. Васильев поморщился.
- А ну-ка! Забираем этих и пошли!-
Оставив часовых у пленных, толпа местных и бойцов обеих рот вперемежку двинулась на другой конец деревни.
За деревней на кое-как сколоченной конструкции покачивались два тела. Девочка в легком изорванном платье, со спущенными чулками и безногий мужчина с крупным рублеными чертами сильного человека. При свете фонариков стало видно, что перед смертью они оба были сильно избиты.
Разъяснила все та же женщина, которая указала на околицу.
По ее словам, в их деревне жил Федосов - мужик - инвалид. Ноги потерял на империалистической еще до революции. Вернулся инвалидом, естественно жил бобылем. Деревня ему помогала, кто, чем мог, а он выучился тачать и ремонтировать сапоги. Этим и жил. А после мировой войны, гражданской и голода, с мужиками в деревне стало совсем плохо. И сошлась с ним одна вдова, которая стала ею, даже не успев понести от мужа. И родила от инвалида. Да при родах и умерла, оставив его с дочкой. Мужик жилы рвал, чтобы ее прокормить и вырастить. И смог. С помощью деревни, конечно же. А потом коллективизация, и в колхозе ему нашлось место нормировщика и писаря, потому как грамотный был. Дочь выросла, уехала в педучилище, а когда закончила, этой весной вернулась в свою деревню к отцу. Девочка красивая была. И летом за ней попытался ухаживать один из вот этих. А другой - дружок его. Она показала на избитых. Девочка ему отказала. Они не пойми кто. Неместные. Прибились к деревне после гражданской. Толком нигде не работали. Когда организовали колхоз - обе семьи съехали из деревни. Говорят, в город. А этим летом эти двое снова появились.
Когда началась война и немцы встали на Вопи, многие кто боялся - уехали. Председателя в армию призвали, а колхозную работу на Федосова оставили. Поэтому уехать он не смог, а дочь его не оставила.
А вчера, когда пришли немцы, эти двое сразу пошли к Федосовым. В общем, попытались федосовскую дочку силой взять, но та с помощью отца отбилась. Тогда те отомстили - сказали немцам, что хотят служить на них и готовы передать новой власти семью коммунистов.
Сами и вешали. Перед этим били. Немцы только смеялись и фотографировали.
Когда она закончила, повисла зловещая тишина. Слышно было только тяжелое дыхание нескольких десятков разъяренных мужиков, сдерживаемых только привычкой подчинения командирам. Затихли даже стонавшие подонки, чувствуя смерть.
-Сссссуууккккиииии! Разорву! - Степана душила ярость. Он ничего не видел - в черноте, затянувшей его глаза, стояла картина, нарисованная воображением его казненной жены. Он рванул стягивающий горло ворот гимнастерки. - Разорву!
- Подожди, Степан! - за его плечо, уже подавшееся к сволочам, крепко ухватился капитан. Тот, забыв про висящий на груди ППД, начал рвать клапан кобуры ТТ.
- Подожди! - перехватывая его руку, повторил Васильев. - Ответь! Что ты хочешь с ними сделать?
--Расстреляю! Сейчас! И здесь же!
- Нееет! Пуля - это слишком легкая смерть! Ее еще нужно заслужить. Жаль! Нет у нас времени. По хорошему, можно было бы им обеспечить несколько часов жизни, все минуты из которых они бы мечтали о смерти. Например, посадить на кол. Но нельзя нам такими быть. Но и прощать тварей нельзя. А пуля - это и есть для них прощение. Поэтому! Погибших снять и похоронить! Пожалуйста, покажите нам, где можно или нужно это сделать. А этих ... повесить. Только повесить так, чтобы они умирали долго. Как считаешь? Я прав?
- Прав! - ответил Гришин, уже справившийся с яростью. - Это сделают мои бойцы. Это наше дело!
- Дело наше общее, но в целом ты прав. А мои пока могилы для них приготовят, - кивнул Андрей на снимаемые тела.
Когда Васильев и Трофимов вернулись с околицы, к ним подошел санинструктор Васильева.
- Товарищ капитан! Вот документы командира немецкого подразделения.
И он протянул бумаги.
-Так! И кто тут у нас? Так ...кровь на документах. Курт Ротман, майор, тридцать два года. Это все, что я смог прочесть по-немецки. Остальное нужно читать специалистам, но мне кажется, тут нет ничего особого. Письма... Фотография. Видимо, жена с дочерью. В общем, удостоверение отдать разведчикам, остальное - в печь!
- А майора?
-Он жив? - Удивился Васильев.