Песок, уходящий сквозь пальцы

Ночью Моран растолкал спящих, приказал быстро собраться и скорым шагом вывел их из каменного лабиринта. К утру они отмахали километров сорок — непривычные к такому ритму новобранцы натерли ноги и все остальное, что только можно натереть. Но Морт безжалостно гнал их вперед. Половину дневного перехода пришлось идти в знойной духоте, и солдаты выдохлись окончательно, давно выпив всю воду из походных фляг. За спиной роптали, но Моран оставался глух к недовольству. Лучше сухая глотка, соленый пот под мышками и водянистые мозоли, чем пуля в голове.

Когда до цели оставалось несколько километров, он объявил привал. Сказал профессору раздать воду из НЗ — специально припрятанного на такой случай. Клеменс кивнул и спросил:

— Почему вы остановились именно здесь? Никогда не поверю, что пожалели моих парней…

— Здесь проще оборонятся. День, два, неделю, сколько понадобится.

Профессор посмотрел на него внимательно, но больше ничего не сказал. Поковылял прочь, тяжело припадая на правую ногу — для него переход тоже даром не прошел. Догадался, что ли?

Первую стражу Моран отдал Дику с напарником, вторую — двум арабам, а вот третью решил стоять сам. Как чувствовал.

Миротворцы напали в самый сонный час: между тремя и четырьмя утра, когда даже у самых опытных часовых от усталости смыкаются глаза. Моран прекрасно разглядел нападавших, пока они накапливались в небольшой низине, медленно подползая к границе лагеря. Командира и помощника он снял двумя первыми же выстрелами, как в тире. А потом тишина снова взорвалась огнем, как несколько дней назад.

Справа бил очередями пулемет — в этот раз писмейкерс подготовились куда основательнее. Моран добежал до лагеря, ухватил за шкирку перепуганного солдатика. Дрожащими руками тот нервно дергал заклинивший затвор.

— Не спи, олух! — быстрым движением Морт выхватил у него оружие, выщелкнул дефектный патрон. Сунул винтовку новобранцу. — К тому камню, быстро! И чтоб ни одна живая душа не проскочила!

Бедняга едва успел кивнуть, как страшный проводник пропал. И снова возник метрах в двадцати, упал на колено, дважды выстрелил куда-то во тьму.

Пулемет огрызнулся, но Моран не дал себя напугать. Еще одна очередь на два пальца левее вспышки, и смертельная машинка заглохла. Сейчас бы всем сменить позиции, уйти с открытого пространства, пока ищут нового пулеметчика. Да разве молокососы сами догадаются! Проклятье!

Он обернулся назад, крикнул:

— В укрытие! Быстро!

Сзади тоже что-то вопили, может, от страха или боли, но он не слушал. Бросился влево, прополз несколько метров, пока не наткнулся на убитого солдата. С мимолетным сожалением Моран подумал, что так и не успел узнать, как его звали.

Потом жалеть стало некогда — пулемет снова очнулся. Морт отбросил опустевший «галиль», взял из коченеющих рук убитого «М16» и расстрелял полмагазина в опасную пустоту.

На левом фланге завязалась отчаянная перестрелка. Там опять кричали от страха, а может, от ярости и проснувшейся жажды убийства. Ничего, сами разберутся, если хотят жить.

Через час все закончилось, хотя Морану показалось, что прошла как минимум вечность. Тишина пала неожиданно, только звенели под ногами груды расстрелянных гильз и стонали раненые. Оглохшие солдаты бродили среди трупов. Морт приметил Дика, волочившего за собой винтовку. Треснувший приклад оставлял в песке глубокие борозды.

Моран не успел удивиться или обрадоваться тому, что парень опять выжил. Кто-то завопил:

— Проводник! Сюда! Скорее, проф ранен!!

Доктор Клеменс не был ранен. Он был вполне основательно и безысходно убит — очередь прошла на два пальца ниже сердца и разворотила легкое. Профессор еще дышал, на губах вздувались пузыри розовой пены, но ясно было, что осталось ему недолго.

Он пытался что-то сказать, хрипел, и вместе с каждым вздохом из груди толчками выплескивалась кровь. Какой-то солдатик старательно зажимал руками сразу три пулевых отверстия, второй неумело заматывал раны растрепанным бинтом. Ткань пропиталась кровью и не держала уже ничего.

— Моран…

Проводник наклонился над раненым. Под его тяжелым взглядом мальчишки перестали бинтовать профессора, а потом и вовсе куда-то пропали.

— Ты должен… знать. Груз… был в трейлерах. Около тысячи… трейлеров. Чтобы… можно было быстро перебросить… в нужное место. И все уже…

— Я знаю, док. Лежите спокойно. Скоро будет помощь, вам нельзя волноваться.

Клеменс кивнул — про помощь он все прекрасно знал: ниоткуда она не придет, просто не успеет — и больше не пытался говорить. А через двадцать минут перестал и дышать. Запрокинул к небу изуродованное лицо и затих, остекленевший взгляд уткнулся в зенит.

Моран устроился рядом, сунул в рот недокуренный с вечера бычок и скупыми, осторожными движениями начал разбирать автомат.

Он уже закончил счищать пороховую гарь и песчинки, когда рядом присел Дик.

— Док… умер?

— Умер, — согласился Моран.

— Значит — все? Мы можем уходить?

— Кто тебе сказал?

Его спокойствие показалось Дику кощунственным.

— Нас осталось всего семеро! И док погиб! Мы не дойдем до цели и не сможем вынести груз.