Прохор приготовился к драке. Кай понимал: Прохор пойдет на все. Ребята замерли тоже в боевой готовности, ожидая его команды. Пожилая пара застыла в удивлении, не ожидая увидеть здесь их. И тогда он поздоровался с вошедшими на японском языке, учтиво поклонившись в традиционном для Японии поклоне.
Ему ответил мужчина, так же на японском. Между ними завязался разговор.
Все стояли, не двигаясь.
Затем Кай обернулся к Прохору и сказал, что они могут взять еду, какая им нужна и уходить. Просто уходить. Потому что хозяину дома не жалко поделиться с ними едой, раз они в ней нуждаются.
Ребята молча дособирали сумки и вышли.
Кай попрощался, опять учтиво поклонился и вышел вместе с Прохором.
Идя по темным холодным улицам к подвалу, его стали наперебой расспрашивать, на каком языке он говорил, откуда он знает язык и что ему отвечал мужчина? Кай спокойно ответил, что это японский, что изучает этот язык, а пожилой мужчина коренной японец, и там не принято отказывать в еде нуждающимся.
– И какой язык ты еще знаешь? – с издевкой спросил рядом идущий парнишка.
– Много разных.
Прохор остановился и, развернув Кая за плечи к себе, строго произнес:
– Почему ты это скрывал от меня?! Я должен знать все о своих людях, тем более, о тебе! А ты скрыл это! – Прохор тряхонул его за плечи, а поскольку он был выше, то сейчас Кай стоял на цыпочках, так крепко держал его Прохор.
– Кроме японского я знаю английский и французский. Сейчас изучаю немецкий и еще арабский начал изучать… – смутившись, тихо проговорил он, – отпусти меня, пожалуйста, мне больно.
Только теперь Прохор понял, что держит своего друга мертвой хваткой за плечи практически над землей. Он разжал руки.
Кай отступил от него.
– А ты думал, чем я занимаюсь, когда меня дома запирают? И еще я петь могу, – зло бросил он на такой допрос Прохора.
Они молча пошли в сторону подвала. Прохор догнал Кая, который шел, насупившись, и молчал, и обнял его за плечи.
– Обиделся? Да ладно! Не обижайся. Так почему ты мне раньше этого не говорил?
– Не хотел выделяться – и так меня считают все другим.
– Ты всегда будешь другой, не как они. И они всегда все тебе будут завидовать. Привыкай к этому.
– А ты? – он остановился и посмотрел Прохору в глаза.
– Ты ведь не говорил мне это – боялся меня обидеть? – Кай отвел глаза, – глупенький, я горжусь тобой!
Они пошли догонять ушедших вперед их товарищей.
– Ну а теперь, поделись секретом, как тебе удалось столько языков выучить? – на ходу спросил Прохор.
– Ты же знаешь, у нас живет японец, друг отца. Я на японском говорить стал раньше, чем на русском, – Кай улыбнулся, вспоминая свое детство. – Мама не занималась моим воспитанием, они наняли для меня гувернантку – француженку. У нее предки из белогвардейцев, бежавших из России в революцию. Она не только французскому обучает, но и манерам, этикету. Знаешь, какая она строгая? Вилку за столом не ту возьмешь – по пальцам указкой лупит, – он увидел удивление на лице Прохора, – а английский – так у отца постоянно гости, все иностранцы, я уже привык, что у нас в доме на английском больше разговаривают, чем на русском.
– А немецкий, арабский?
– На немецком отец настоял, сказал, это в моей профессии пригодится. А арабский мне самому нравится, да и родители только за, считая, что знание мусульманского языка мне тоже пригодится.
Прохор не стал больше спрашивать ни о чем своего друга, он действительно гордился им и был рад, что его друг такой неординарный и талантливый.
Вечером, после роскошного ужина, Прохор торжественно объявил всем, что Кай сейчас будет петь. Кай гневно посмотрел на него.
– Что ты так на меня зыркаешь?! Ты же сам сказал, что еще и поешь. Я уже столько тебя знаю и еще ни разу не слышал, чтобы ты пел, и пацаны тоже, – Прохор говорил все это спокойно, видя, как его друг «кипит», – братва, где гитара?
Ребята оживились, услышав такое.
Принесли гитару, пихнули в руки Каю. Все ребята расселись полукругом вокруг него, ожидая концерта. Ломаться было глупо. Он, быстро перебрав в уме песни, остановился на этой и запел:
Мой флот из двух кораблей, истина.
Как мне доплыть до твоей пристани
Быстрыми реками странствий?
Мы затерялись в пространстве.
Была возможность остаться,
Но не по мне
Тихого берега братство.
Как велик океан.
Велик океан…1
Пока он пел, Прохор бросал на него взгляды, думая о том, что и не знал, что у его друга такой голос.
«Какой он классный! Как хорошо, что мы друзья. Я горжусь тобой!».
Аккорды стихли, ребята зашумели, стали требовать еще спеть. Но Кай наотрез отказался, сказав, что в другой раз.
Сейчас от него отстали, но потом он пел для них на каждой их посиделки, настолько его пение и голос завораживали и притягивали. Пацаны каждый раз ждали его концерта, слушали его пение и восторгались в душе. Ведь несмотря на всю неприглядную правду их жизни, которую они вели, их души были юны и чисты, они еще не зачерствели полностью.
***