Природа есть вечное стремление. Ее можно сравнить с ненасытным голодом. Удовольствие есть всегда лишь облегчение страдания. Мы не придаем особой цены молодости, здоровью, свободе, пока ими пользуемся. Лишь утратив счастие, мы начинаем чувствовать, что у нас были счастливые дни. Жизнь вращается между страданием и скукой. Единственное чистое удовольствие, признаваемое Шопенгауером, это наслаждение, доставляемое произведениями искусства; но художественные красоты, по его мнению, доступны лишь высшим натурам, которые уже именно потоку, что они выше толпы, обречены на страдание.
Что же делать людям с таким злополучным существованием? Единственный исход состоит в том, что воля, просветленная сознанием, начинает отрицать сама себя. До тех пор, пока воля сознательно утверждает себя, она является источником эгоизма, всяких безумств, злодейств, всякой безнравственности. Самоотречение воли, в конце концов, освобождает ум из-под ее власти.
Шопенгауер допускает две главные стадии самоотречения воли: любовь и сострадание. Сбросив с себя покров чувственной призрачной индивидуальности, воля уже не утверждает себя. Человек становится добродетельным. Но добродетель есть лишь первая ступень к самоотречению. Человек, достигший полного отречения, погружается в состояние полного покоя. Мистицизм познает призрачность жизни, аскетизм подавляет все пожелания и главным образом: отрекается от сильнейшей из наших похотей — от половой потребности, этой наивысшей жажды жизни. Тот, кто пришел к отречению от жажды жизни, преисполняется радости и блаженного покоя. Это не радость бонвивана, но полное уничтожение воли. Нет воли, нет представления, нет мира. Полное ничто. Для людей, не дошедших до полного отрицания воли, такое состояние может показаться абсолютным уничтожением. Но и обратно. „Для того, кто обрел такой покой, весь этот мир, со всеми его солнцами и млечными путями, есть ничто“. Этими словами заканчивается главное произведение Шопенгауера.
Попробуем теперь отнестись критически к его теории.