– Сие сапоги заморские. Подошва грубая, но гнется, а кожа зело прочная. Обещался купец, что сносу им не будет. Еще купчина тот, как узнал, что магу наместному на учебу всем миром деньгу немалую собираем, так и дал нам наказ тебе сей медальон отдать. – Кузнец выложил на стол медный медальон на шнурке. – Слово с ним он такое дал: «Ежели помощь нужна в Вивеке будет аль нужда какая ходу не даст другого, то сей медальон градному старшому отдай. Если помочь не сможет он, то хоть слово мудрое говорить будет!»
– Добре? – спросил староста мужиков.
– Добре! – Закивали мужики за столом.
– Наша доля такова будет! – сказал староста села Куприян, сидевший на лавке чуть в стороне, подойдя к столу и выложив монеты. – Двенадцать золотников государевой чеканки!
Мужики за столом загомонили. Куприяны внесли долю большую, чем родное село Песта.
– Не подумайте плохого, соседи добрые! На тракте лихо дело не делали! – Староста Куприян был мужиком средних лет с приличными усами, свисающими ниже бритого подбородка. Все мужики из куприян, что были с ним, тоже имели усы. – Когда село наше деньгу собирать стало, а не баш на баш с соседом торговать, стали главы родовы и старосты к нам захаживать да слово с нас требовать. На что деньгу всем селом скребем? Две зимы отбрехивались, но соседи с нами торг вести отказались. Тогда и плавал к вам гонец слово акилуровского просить, чтобы с соседями помириться.
– Было сие, и старшой Ведичей и я добро дали на то слово! – подтвердила Акилура. – Всем родом своим клялись слово то хранить?
– Всем, Акилура! За три десятка дней до того, как к вам в путь отправиться, к нам соседские старосты пожаловали. И с рыбачьих сел, что на Ворже, и с гор, что на севере, и с востоку племенные старосты пришли. Про те племена, что на востоке живут, я и не слыхивал, но в ноги кланялись они и нес кто, что мог. И меха зверья северного, и монету мелкую кто какую, а кто и промысел, что сам ведет.
Много товара собралось. Собрались мы тогда караваном в Ультак идти и соседей из рыбаков воржских уговорили воями поделиться. В Ултаке, распродав все за монету звонкую, мы обратно воротились, а за тот караван ни один вой монету не взял. Поклон Песту наказывали передать все старосты деревень воржских, аулов горных и сел с востоку. – Усатый мужик поклонился в пояс Песту и продолжил: – Слова о долге они не молвили, но просили зело, не забывать их добро дело.
– Коли так, то тебе, Пест, самому решать, за кого вступишься, когда воротишься, – подвел итог староста Ведичей. – Но не просто так говаривали тебе, что всем миром собирать будем…
Тем же вечером. В родном доме Песта
Пест лежал на своей лавке у печи и задумчиво смотрел в потолок. Печь с левого бока нагревала одеяло. Взрослые продолжали сидеть в доме старосты и отмечать появление нового рода в селе.
– Пестушка!.. Пе-е-ест! – послышался шепот Литы. – А покажи еще магию, а?
– Устал я, Лита! Очень устал…
– А ты теперь настоящий ведун?
– Ото ж! Самый настоящий!
– Ну, хоть огонечек покажи!
– Не можно в доме огонь ворожить!
– Ну, хоть расскажи про магию! – Лита улеглась обратно на печь и достала голубой шарик изо льда. Она с улыбкой вертела его в руках.
– Не по чину тебе нос в магию совать!.. – После минуты молчания Пест сжалился и спросил: – Давай я тебе былину расскажу?
– Про магию?
– И про нее тоже!
– Давай! – Лита высунула голову с печи, уставившись на брата.
– Живут, значит, маги далеко на юге. В другом царстве и по другим законам. В том царстве нет лесов да полей. В нем сплошь все из песка. Деревянных домов они не строят. Только из камня! Среди них, значится, огнепоклонников много, а водных магов, чтоб указать место, где вода к ногам ближе, нет. А магию они слушать, как музыку, умеют. И магия у них до того красивая, что не пламя – то цветок, а что не камень – то статуя искусная. Вот и пошли маги с юга на поклон царю нашему государю. В ноги кланялись и просили продать им магов, что водице наказывать могут…
В землянке Акилуры
Акилура сидела за столом, перед Пестом, поглаживая столешницу. Она уже несколько часов наставляла его.
– Про тьму можно долго разговоры говорить, но то пустое будет. Ты раз и навсегда себе на носу заруби! Не света ворожба и не колдунства мрак человека определяют. Тут дело в другом. Тьма она пьянит. Пьянит своей силой хлеще медовой, и остановиться порою до того сложно, что и на род свой нож ритуальный поднимешь. А свет… свет он другой. Свет самое добро в душе шевелит и наружу кажет. А вот ворожбу ворожить светом не в пример сложно. Надо, чтобы думы твои чисты были и помыслы. Иначе ворожба не чистого цвету будет белого, а грязного. Не сильна такая магия. Ты, ежели магию серую увидишь – знай, что маг тот душой не чист, а помыслы его не добрые. Хоть и наказывает он свету, одет в белые одежды да улыбается сладко…
Акилура еще около часа распиналась перед Пестом о черной магии. Она старалась дать те основы, которые сама знала. В какой-то момент Пест прервал ее своим вопросом: