Пест – серебрушка

– Со всех людей силой сырой тянет, когда дело делают от души. – Кивнул Лукаша Дакриту. – И от охотника, и от пахаря, и от благородного. От кого посильнее, от кого послабее. От вас, магов, так не тянет. Прямо хлещет! Токмо вы руками работать совсем не умеете… да и не хотите, наверное.

– А у Лютого… – начал было Дакрит, но Лукаша его перебил.

– А у Лютого я звереть с голодухи начал. Крыс да мышей по подвалу гонять начал, да жрать все, что шевелиться и загрызть смогу. У меня уж зубы в клыки оборотились. Говорить почти разучился, еле имя свое вспомнил. – Лукаша прекратил жевать и немного сгорбился. – Ежели б не ведун, совсем бы одичал…

– А ведун…

– А ведун меня выкормил. Он у Лютого на кухне работал. Похлебку, яйцо в сковородке готовил. Потом и хлеб сам печь начал… ох и добрый хлеб у него выходил… – Лукаша закатил глаза, словно вспоминал о чём-то очень вкусном. – На закваске молочной делал и меду чутка докладывал для вкуса, но самое главное – он в академии вашей учится. И силой сырой с него так и хлещет. Хлеб до того сытный выходил, что у меня через две недели зубы на место встали…

– Имя! Имя ведуна! – влез Дакрит со своим вопросом, подскочив с табурета.

– Не перебивай! – Топнул ножкой Лукаша. – Я, значится, в разум вошел да давай кумекать. Как быть? Жизни не будет с Лютым, к гадалке не ходи. День слоняюсь – думу думаю, второй. А тут на тебе! Тени хозяин зовет…

– Кто?

– Дед Пихто! – раздраженно буркнул Лукаша. – Кто у огня в стихии главный?

– Первозданный огонь. Это самый сильный из известных нам элементалей огня в этой стихии. Некоторые считают, что это и не элементаль вовсе, а божественная сущность…

– Тьфу ты! Спросили дурака, с какой стороны калач вкуснее! – вздохнув начал бурчать Лукаша и принялся объяснять декану артефакторики прописные для духа истины. – У духов навроде меня, которые к стихиям не относятся, есть своя стихия. Все мы в тени ютимся, и у нас свой хозяин есть. Главный дух, тот, кто решает дела духов меж собой и людом. Вот он и позвал, а ежели уж сам хозяин тени зовет, то тут дело такое. Ежели не на службе и срочных дел нет, таких что прям невтерпеж – явиться надо. Я в тень нырнул, а там – сборище! Давно такого не видывал. А хозяин значится спрашивает, мол кто еще за Песта-ведуна слово скажет. Тут я и пошел. Пест-то меня выкармливал. Он мне одичать не дал…

Дакрит открыл было рот, но ничего не произнес. Закрыв его, он уставился в одну точку, словно и не слушал Лукашу, и при этом постоянно поглаживал бороду.

– Вот значится, там я за Песта слово замолвил и поплакался, мол, житья у Лютого нет. Чуть не одичал, а Пест меня выкормил. Просился, чтобы сняли с меня службу у Лютого…

– А сам почему не ушел?

– А ты думаешь, что по тени без дела слоняться больно хорошо? – Хмыкнул Лукаша, закинув в рот мякиш. – Так не одно колено слоняться можно, пока тебе службу дадут аль позовет кто-то. Вот до последнего и ходишь на службе. То лучины уголек затушишь, то в подвале пошумишь, чтоб мыши разбежались… А голод – не тетка. Нет-нет, да глаз с голодухи на мышь глядит… так и дичает наш брат. В духа темного, озлобленного обращается.

Дакрит сидел и пялился на домик, думая о чём-то своем, а Лукаша тоже умолк, задумавшись о своем.

– А как Пест тебя в этот домик уговорил залезть? – не отрывая взгляда от артефакта, спросил Дакрит.

– Как? Объяснил он мне, что задумал, так я и согласился. – Пожал плечами Лукаша. – Я про плату-то и не думал. Я Песту вроде как за спасение свое долг держал. А он мне и говорит: пойдешь, Лукаша, полей хозяином? А я ж ни словом, ни духом за поля. И говорю ему, мол, не умею, а он мне, мол, – то же, что и домовой, но хозяйство будет большое. Ворожить придется, а для того будешь в артефакте жить, чтобы из него ворожбу на поля наводить. Чтобы рожь и пшеница хорошая всходила, чтобы тля какая урожай не ела, чтобы градом не било и солнцем не жгло.

– А плата?

– А про плату я и не заикнулся. Из огня да в полымя… Это уж потом, после того как я торг сторговал, он мне слово дал. Обещался хлеба пшеничного краюху и молока миску раз в седмицу…

– И все?

– А мне большего и не надо, – хмыкнул дух и, улыбаясь до ушей, добавил: – Злато аль серебро мне ни к чему. Что я с ним делать буду? Костяшек драконьих или гривы единорожьей – тоже. Я с самого первого своего уголька, на полу в доме, где служил, дело делал. Мне бы дело да силы сырой, чтобы пузо не ныло. Большего и не надо… – Лукаша задумчиво взглянул на Дакрита и добавил: – Без дела сидеть – вот это худо. Голодом можно долго просидеть, мало ли, что случись у хозяев? Может, им самим голодно аль горе какое, а без дела совсем худо…

– Предназначение и естество, значит… – задумчиво произнес декан, поглаживая бороду и рассматривая Лукашу.