Песталоцци

Дни, проведенные в Мюлигене, — одни из лучших дней в жизни Песталоцци. Он еще не знает тех разочарований и тех ударов, навстречу которым он тогда шел. Неприятности, сперва небольшие, потом крупные, начались однако довольно скоро. Банкир Шультгес пожелал узнать, как используются его деньги, и направил двух экспертов для изучения положения дел в имении Песталоцци. То, что эксперты увидели, — а они прибыли в ненастную, туманную погоду, когда кругом была сплошная грязь, — не вызвало у них никакого энтузиазма. Почти голые каменистые поля с редкими всходами посеянных растений, неоконченная, почти аристократическая, в итальянском вкусе, дача, наглый проходимец в качестве главного управляющего, — все это вместе взятое дало им основание написать банкиру Шультгесу самый резкий отзыв о положении дела и предложить ему взять деньги из предприятия. Банкир не замедлил последовать их совету. Это было первым крупным ударом для Песталоцци.

Он приехал в Нейгоф развернул свою деятельность, средства были ему необходимы, он не мог благодаря их отсутствию поставить свое предприятие так, как ему хотелось бы, он стал нуждаться в деньгах, он вынужден был обращаться ко всем своим родным и знакомым за деньгами, а неудачи начали следовать одна за другой. Из посева, не только благодаря неподходящей почве, но и благодаря общему в этой местности неурожаю в течение двух лет подряд, ничего не выходило, коммерсантом Песталоцци был плохим, он не умел, да и не хотел выжимать деньги из крестьян, пользуясь их тяжелым положением, его коммерческие поездки в другие города, которые он время от времени предпринимал, также не давали ему большой выгоды. В результате к концу 1773 г дела Песталоцци находились в совершенно запутанном состоянии.

И. Г. Песталоцци

Однако не это больше всего убивало Песталоцци. Тяжелее всего было для него и для его жены то. что он не выполнял того главного, за чем он пошел в деревню, за чем он пошел в «народ». Он не дал пока что ничего конкретного этому народу, и это было источником нарастающего недовольства самим собою, тяжелых приступов самокритики и самобичевания. Он обвинял себя во всем, считая, что исключительно благодаря его неумению все это не дает тех богатых результатов, на которые он вначале надеялся.

В 1773 г., в самом его конце, Песталоцци, несмотря на всю тяжесть тех обстоятельств, в которых он оказался, решился тем не менее ка смелый шаг, который материально поставил его в еще худшее положение, однако дал ему, хотя бы в течение некоторого времени, то удовлетворение, которого он искал.

К 1774 г. Песталоцци был уже вполне общественно сложившимся человеком. У него были свои взгляды как в области политической, так и в области педагогической. Он еще не выступал в качестве практического деятеля в области воспитания, он пока еще целиком во власти педагогических идей Руссо, но он уже набрасывает схему целой педагогической системы в дневнике, который он в этот период, в самом начале 1774 г. ведет, описывая жизнь своего трехлетнего сына. Хотя этот эксперимент, о котором мы сказали выше, не является в узком смысле педагогическим или школьным, тем не менее полезно, прежде чем перейти к рассказу о нем, познакомиться с дневником Песталоцци, чтобы представить себе, как величайший педагог XIX столетия разрешал педагогические проблемы за 25 лет до своего выступления в качестве профессионального педагога.

Одно предварительное замечание. Хотя дошедший до нас дневник Песталоцци относится к периоду между 27 января и 19 февраля 1774 г., следовательно к тому времени, когда он еще не занимался специально вопросами педагогики, тем не менее он свидетельствует о большой начитанности в области вопросов воспитания и образования. В нем нет ссылок на Коменского, Руссо, Базедова, этих корифеев педагогической мысли, которые в тот век «просвещения» были у всех сколько-нибудь интересующихся воспитанием на устах; известно, например, что учитель Песталоцци Брейтингер был восторженным поклонником Коменского и Базедова. В юности Песталоцци находился под сильным влиянием многих идей Руссо. Он не принимал его религиозной концепции, хотя в своей нелюбви к официальной церковности он был близок к знаменитому женевцу: зато основные педагогические мысли Руссо он тогда разделял полностью. Некоторые из этих идей получили у него свое дальнейшее и углубленное развитие: так, например, он не только принял идею трудового воспитания, которая имеется у Руссо, но он пошел дальше, связав обучение с производительным трудом, он не только вслед за Коменским и Руссо признал идею природосообразности воспитания, но и построил, исходя из нее, свою систему воспитания и обучения. Он не только признавал совершенно правильным требование свободной дисциплины, которая получила у Руссо форму дисциплины естественных последствий, но показал, как эта дисциплина создается в процессе того или другого действия.