Пестрая бабочка

В любом случае, парней, заинтересовавших бы меня настолько, чтобы задуматься о замужестве, я еще не встречала. В более взрослых же мужчинах мне остро не хватало, как бы это выразиться попонятнее? тела и дури. Так вот. Простите за некоторый сумбур, его в моей голове на тот момент было предостаточно.

Виновником же всей сложившейся с Лео ситуации стал некто, маэстро Филличио. Непонятно? Сейчас объясню. Месяц назад на подмостках королевского театра прогремела, прогрохотала! его новая, мертвяки ее задери, пьеса – «Граф Эжен». Суть была незамысловата, как в любовном романе, которые листает от скуки моя старшая сестрица. Короче, жил был парень, красивый, молодой, богатый и было все у него хорошо, пока он не встретил одну дамочку, излишне возвышенного характера. Граф влюбился не на шутку и оставшийся час красиво страдал под аплодисменты публики. Типа, любовь, это главное, если выстрадаешь и добьешься ту единственную – будет тебе блаженство по гроб жизни. И это было еще терпимо. Но актер, игравший главную роль, на беду оказался талантлив, поэтому внезапно страдание стало модным. Клясться в любви, убеждать себя, что это – то самое счастье! Леонард не единственный, кто повелся на моду. Половина моих друзей от веселья по ресторациям и фривольных песенок перешли к ахам и вздохам при луне. Девицы в основном, млели, я – бесилась. Ну, ничего, это только до следующей громкой премьеры, долго мода у нас не задерживается.

  До Академии я добралась в рекордные сроки, опоздав всего минут на пять из-за небольшого затора на Золотой улице – две купеческие повозки зацепились. Спасибо, отец втихаря загородом научил меня ездить верхом, в карете я бы проторчала там еще добрых полчаса, тихо сходя с ума от ярости из-за нелепой задержки. А так – нормально, да и мое дамское седло уже не бросалось в глаза, как лет двадцать назад. Эмансипация постепенно наступала на наш мир. Одно то, что я смогла стать магом – уже говорило о многом. С другой стороны, сигариллы у женщины – все еще были вызовом обществу. Экстравагантностью, граничащей с бунтарством. Да и боги с ними, с этими нравами.

  Академия магии – одна из достопримечательностей Дайсара: точеные белые колонны из мрамора, ажурные башенки, лепнина на стенах, узкие зарешеченные окошечки. Над центральным входом висели огромные старинные часы в оправе из белого серебра. С занятий и на занятия учеников гонял именно их звонкий бой. Я кивнула им как старому знакомому, спрыгивая с Мухи. Подбежавший растрепанный конюх в старом коричневом камзоле подхватил вожжи и мелкую монетку с поразительной ловкостью и повел мою красавицу куда-то в сторону. Меня же ноги несли верх по белоснежной лестнице. Перед тем как нырнуть в высоченные открытые ворота, я, улучив момент, успела потереть нос у бронзовой статуи грифона – на удачу. Благодаря студенческой традиции нос статуи сверкал, за сотни лет отполированный ладонями тысяч учеников. Только теперь, записывая все это, я могу понять всю иронию того, какую удачу принес мне крылатый охранник.

  В кабинет куратора я почти влетела, путаясь в подоле шелкового темно-изумрудного платья.

  Мэтр Ольсин, мужчина лет пятидесяти на вид с аккуратно постриженной бородой и небольшим шрамом на брови, сидел за письменным столом спиной к окну и что-то читал.

– Мэтр… – я изобразила стук по дверному косяку.

– Добрый день, молодая леди, – на меня уставились чуть прищуренные и совершенно молодые васильковые глаза, – вижу пунктуальности мы вас так и не научили.

  Впрочем, он не сердился. Он говорил, что на меня сердиться невозможно, что это все от избытка энергии, эльфийской крови, и что я еще успею повзрослеть. В конце концов, он когда-то дружил с обоими моими дедушками, даже в то время, когда их связывала только вендетта родов. Возможно, будь он менее мудр и, чего там скрывать? хитер, кого-то из моих родителей могло просто не появиться на свет. А как следствие, и меня. Я испытывала некую сентиментальную благодарность и старалась относиться к его словам и указаниям по возможности внимательно.

  Поэтому, изобразив на лице раскаяние, я аккуратно примостилась на удобном мягком кресле с обивкой из синего бархата – для посетителей, с другой стороны от широкого заваленного бумагами стола черного дерева.

– Добрый день, мэтр.

  Он еще раз просмотрел пару листов и протянул их мне, чуть наклонив голову, так что прядь седых волос упала на его щеку. Он машинально убрал ее за ухо, совершенно привычным и домашним жестом. Именно эту прядь мэтр Ольсин принимался накручивать на палец, когда они в гостиной с папенькой выпивале по паре бокалов у камина и переходили к философским разговорам. И именно ее пытался выдрать из головы, после десятого, когда беседа превращалась в яростный спор двух темпераментных подвыпивших мужчин. Он часто бывал у нас, я уже говорила? Почти член семьи.

– Диплом, Кристина. Иначе, боюсь, ты могла бы его забыть.