Пестрые истории

Джованни ворвался в комнату, увидел убегающего Паоло, выхватил шпагу, — увидев это, Франческа бросилась между ними, но муж уже замахнулся для удара, не удержался и пронзил грудь жены, вытащил шпагу и теперь уже покончил с беззащитным Паоло.

Оставив мертвые тела, он уезжает туда, откуда приехал.

Прямо-таки оперное либретто, с этой стороны возразить нечего. Но, читая текст без музыки, встречаем двух старых знакомцев — странствующие сюжеты старинной новеллистики: первый — подмена жениха, второй — тайно возвращающийся домой муж. Ну хорошо, допустим, в жизни порой повторяются ситуации, придуманные поэтами. Но само двойное убийство! Франческа бросается меж двоих мужчин, причем занимает такое положение, что шпага мужа попадает ей прямо в сердце.

А Паоло? Сильный молодой мужчина просто обязан сорвать плащ с гвоздя, не жалея, даже если плащ порвется. Он обязан бежать либо уж вскочить назад в комнату и обнажить свою шпагу. Страшно даже вообразить до такой степени искусственно поданную ситуацию.

Но излишне анализировать дальше. В противовес рассказу Боккаччо выстроим достоверно известные биографические данные героев.

Свадьба состоялась в 1275 году. Паоло к тому времени был уже шесть лет как женат,имел двоих детей. Франческу отдали замуж восемнадцати лет; ко времени убийства в 1285 году ей уже исполнилось 28. От мужа у нее уже была дочь, Конкордия.

Таким образом, они прожили уже десять летпод одной крышей, в кругу единой семьи, когда муж заподозрил что-то и подстерег их. Иными словами, как ни прекрасны, как ни трогательны стихи Данте, и как бы ни брал за сердце образ увлекаемой вихрем страсти голубиной пары, — в реальности все по-другому. Не зачарованные поцелуями Ланселота и Гвиневеры пали они друг другу в объятия, и не о минуте забвения идет речь — признаем откровенно — речь идет о длительной любовной связи между женой и братом мужа.

Еще один вопрос. Летописцы сходятся в том, что строка у Данте «Любовь вдвоем на гибельнас вела» может означать, что Джованни одним ударом пронзил их обоих.

Энгр сделал несколько набросков так взволновавшей его сцены: Франческа лежит в кресле, Паоло на коленях припал к ней — так, при большом желании еще можно вообразить этот один удар.

Летописцы, однако, рисуют иную картину. Латинская хроника Джованни да Серравалле сухо и объективно сообщает о том, что муж, узнавший обо всем от своего шпиона, подстерег их и покончил с обоими сразу, убил их во время объятий, то есть в позах, исключающих всякие сомнения. Unum super alium.

Теофило Бетти свою хронику Песаро написал по-итальянски. О важнейшем моменте он сообщает следующее: «Они были застигнуты Джованни, когда упражнялись в самом интересном и наиболее полном восторгов деле, какое природа диктует смертным».

Франческу у Данте надо отличать от Франчески исторической. Пусть она останется для читателя кающейся за один миг самозабвения, тихим, достойным сочувствия созданием. Дело исторической науки судить о второй Франческе, когда эта наука делает выводы о нравах той эпохи.

Лаура Петрарки

Там нашлись отрицатели явно греховной любви, тут не хотели поверить, что может существовать длящаяся двадцать один годнебесной чистоты идеальная любовь. За двадцать один год — двести девяносто семьсонетов, шедевров итальянской лирики, и все к одной женщине, Лауре.Любовь и только любовь; радостей мало, зато много страданий, и никакой надежды на воплощение мечты.

Неудивительно, что нашлись сомневающиеся, они не верили в реальное существование Лауры, полагая, что ее никогда и не существовало, просто поэтическая фантазия автора создала некий образ, которому он изливал свои волнами набегавшие чувства.

В миланской библиотеке Амброзиана хранится один раритет: том «Кодекса Вергилия». Когда-то он принадлежал Петрарке. Не только роскошный титульный лист — произведение рук Симона Мартини{Мартини Симоне ли (ок. 1280–1344) — итальянский живописец, ученик Джотто, друг Петрарки, для которого он создал портрет Лауры. Петрарка посвятил своему другу, считавшемуся одним из величайших художников своего времени, два сонета. — Прим. ред.}, но и собственноручные заметки Петрарки на полях придают этой книжной редкости особую ценность. Среди заметок вот эта, сделанная на латыни, отметает все сомнения в существовании Лауры.