Пестрые сказки

Князь Одоевский, ныне единственный и весьма жалкий представитель древнего и знаменитого рода князей Одоевских, личность довольно забавная! В юности своей он жил в Москве, усердно изучал немецкую философию, кропал плохие стихи ( неповинен) [5], производил неудачные химические опыты (т. е. учился химии)и беспрестанным упражнением в музыке терзал слух своим знакомым. В весьма молодых летах он женился на Ольге Степановне Ланской, старшей его несколькими годами, женщине крайне честолюбивой (!). Она перевезла мужа [своего] в Петербург и до такой степени приохотила его к петербургским слабостям и мелким проискам (!), что при пожаловании своем в камер-юнкера Одоевский пришел в восторг столь непомерный, что начальник его, тогдашний министр юстиции Дашков (никогда в юстиции не служил),человек весьма умный, сказал: ВОТ, ОДНАКО, К ЧЕМУ ПРИВОДИТ НЕМЕЦКАЯ ФИЛОСОФИЯ(экой вздор — я не ожидал моего камер-юнкерства ^*и когда выразил мое удивление Дашкову, он мне сказал: «Que voulez vous — c'est une convenance» [6]).

Одоевский бросался на все занятия ( виноват),давал музыкальные вечера (которые брали приступом),писал скучные повести (может быть, только их нет уже в торговле и все они переведены на все языки)и чего уж не делал! (даже не пускал к себе в переднюю таких негодяев, как Петр Долгорукий!)По выходе его «Пестрых сказок» знаменитый Пушкин (тот самый, к которому анонимные письма писал тот же Долгорукий, бывшие причиною дуэли)спросил у него (я тогда вовсе не был еще знаком с Пушкиным): «КОГДА ВЫЙДЕТ ВТОРАЯ КНИЖКА ТВОИХ СКАЗОК?» (Мы с Пушкиным были на вы). — «НЕ СКОРО, — отвечал Одоевский. —ВЕДЬ ПИСАТЬ НЕ ЛЕГКО!» — «А КОЛИ ТРУДНО, ЗАЧЕМ ЖЕ ТЫ ПИШЕШЬ?»— возразил Пушкин (такого разговора не было вовсе — и не могло быть ^*—Пушкин сам писал с большим трудом, в чем сам сознавался и чему доказательством черновые стихотворения. — Пушкин уважал меня и весьма дорожил моими сочинениями и печатал их с признательностью в «Современнике» ^*). Ныне Одоевский между светскими людьми слывет за литератора, а между литераторами за светского человека. Спина у него из каучука (ну, уж этого никто на Руси, кроме подлеца, не скажет),жадность к лентам и к придворным приглашениям непомерная (ну, уж убил бобра)и, постоянно извиваясь то направо, то налево, он дополз (!)до чина гофмейстера. При его низкопоклонности, украшенной совершенною неспособностию ко всему дельному и серьезному, мы очень удивимся, если при существовании нынешнего порядка (или правильнее: беспорядка)вещей в России еще лет десяток не увидим Одоевского обергофмейстером и членом Государственного совета.