Пестрый камень

А Гоша, увлекшись, тут же рассказал не менее поразительный, почти невероятный случай, который произошел в Памире, на высочайшей точке у нас в стране - пике Коммунизма. Может, ты слышала? Пик Коммунизма - крепчайший орешек для лучших альпинистов мира, не раз группами отступавших от этой глыбищи из камня и льда. И вот экспедиция 1961 года, взойдя с огромными трудами и лишениями на вершину, обнаружила в туре записку. Автор ее благодарил бога и детей своих, давших ему силы в одиночку покорить этот пик. Подпись - Юрий Кассин. Восходители сначала подумали, что это неуместный розыгрыш, потом вспомнили, что в августе 1959 года некоего Кассина, тридцатилетнего московского инженера, завхоза одной альпинистской группы, оставшегося в лагере, искали потом две недели, но никаких следов не обнаружили. И еще в записке Кассина сообщалось, что он взял из тура полторы плитки шоколада, потому что три дня ничего не ел. Он не сошел, очевидно, с ума - оставил часть шоколадного запаса другим восходителям. И вот этот все равно безумец, приложив нечеловеческие усилия, вошел в историю мирового альпинизма, но погиб при спуске. И Гоша, хоть и не доказал мне героичности такого сорта людей, все же убедил меня в том, что в этаких выбрыках что-то есть присущее жизни. А что ты думаешь обо всем этом при более, так сказать, интеллектуальном подходе?..

Утром я рассмотрел горы с нашей позиции. Они громоздятся вокруг, выше и ниже, заснеженные, обледенелые, спокойные; все отсюда такое далекое, ты вровень с ними, это приобщает тебя к ним, ты вдруг ощущаешь в себе нечто новое, и, может, от тех непознанных сил, что вывернули когда-то их из нутра земли, душа твоя крепнет, светлеет мозг и рокот крови в ушах слышней.

Спустились мы с Гошей хорошо и быстро принесли данные, без которых наши отчеты были бы неполными. Сдружились еще больше, увидели эти горы с новой точки, и теперь я буду мечтать об очередном походе туда.

Внизу мы долго грелись у печки, раскрыв дверцу. Почему-то захотелось рассказать Гоше еще немного о тебе и Маринке. Он тактично, молча слушал, а под конец расхохотался, да так, что влез ногой в печь. Причина - Маринка. Я тебе, кажется, не писал, как она однажды отличилась, оберегая меня от твоих соседушек? Как-то вечером сидим с ней, занимаемся своими делами, и вдруг вежливый стук в дверь. Входит рыжая дамочка, что засекла меня ночью, когда я стирал. С ужимками начала расспрашивать меня о тебе, заиграла зелеными глазками, но когда заметила, как я реагирую, засюсюкала над Маринкой. Когда она ушла. Маринка с презрением посмотрела на закрывшуюся дверь и ляпнула: "Бездемона кошачья!" Так вот, Гоша от хохота сунул ногу в огонь и потом еще долго подергивался, истекая слезой.

Заканчиваю. И так мои письма выходят длинными. Но почему твои столь коротки? Я не думаю по этой мерке делать вывод о неравноправии в наших отношениях, но неужели тебе так трудно поподробнее написать о себе, о Маринке, о событиях внизу? Ты знаешь, как я дорожу каждой твоей строчкой. Иногда пытаюсь представить себе, что ты сейчас делаешь. Вот гляжу на стенные часы - двадцать один ноль-ноль. Представляю, как ты стелешь Маринке, ласково поскрипываешь на нее, идешь к выключателю и щелкаешь им. И я грущу, потому что все это могло быть вокруг меня, но не стало.

И опять перелом в моей жизни. Пишу тебе отсюда последнее письмо. Все получилось настолько неожиданно, что я не могу прийти в себя.

Вчера прилетела на вертолете комиссия из управления гидрометеослужбы. Несколько начальников, и с ними тот, кто меня сюда нанимал. Они вместе с Гошей спускались вниз, к "хозяевам", для выяснения каких-то спорных вопросов, а вечером взялись за нас. Поговорили с каждым, просмотрели отчеты, ходили на площадки и к первому лотку. Со мной они общались довольно долго, начальники-то, рассматривали внимательно. Впрочем, все прошло хорошо, к тому же я сам теперь - собери-ка нервишки в кулачок! тоже начальник!

Еще вчера, по возвращении с рудника, Гоша как-то грустно смотрел на меня, но ничего не сказал. А сегодня я невольно подслушал через тонкую стенку обрывки крупного разговора. "Белугина не отдам! - кричал Гоша. - Он же мне тут все наблюдения тянет!" Его ворчливо увещевали, но слов нельзя было разобрать. "А вам не надо подонков держать!" - опять закричал Гоша. И под конец: "Нет, мне не надо кого угодно, вы мне Белугина оставьте. Вы же с меня живьем шкуру сдираете!"