Мари я-А н т о н и я. Все то же… Только сумасшедшие влюбляются в моем возрасте! (Широко открыв глаза, держит маркизу де Роканер за руки.) Почему этот человек встал на моем пути? Почему я не вырвала из сердца надежду на новое счастье, на новую жизнь? Ведь псе было для меня кончено! (С отчаянием в голосе.) Ах, Луиза, Луиза! Какая ты счастливая! Ведь ты еще молода!
Маркиза де Роканер. Молода? Спросите моего мужа, маркиза де Роканер, — для него я уже давно не молода… И если уж говорить о презрении, о пренебрежении, об измене, о лжи, то я не хуже вас знаю, что брак сулит и что он дает на самом деле. Но только я сразу примирилась со своей участью и решила, что это даже особая доблесть: живя рядом с таким негодяем, как мои муж, оставаться порядочной женщиной. Я постаралась найти себе развлечения… Увлеклась спортом, охотилась на волков, на лисиц. Вы больше не охотитесь с гончими, герцогиня?
Мария-А н т о н и я. Нет.
Маркиза де Роканер. Я тоже, я очень быстро уставала… Тогда я принялась за скульптуру, но от нее такая грязь!.. Потом увлеклась Вагнером. В Байрейте я не пропустила ни одного спектакля[9] за целый сезон… На второй сезон меня уже не хватило… После Вагнера… (Припоминает.) Чем я увлекалась после Вагнера? Ах да, благотворительность!.. Это тоже спорт и тоже очень утомительный… Я основывала приюты, сиротские дома, вроде вашего — для немых. Свекровь охотно мне помогала. Она ведь очень богата, как вы знаете. При каждой новой шалости своего сына она появлялась у меня с двадцатью, тридцатью, пятьюдесятью тысячами франков — в зависимости от размеров очередного безобразия ее мальчика: «Вот, дитя мое, для ваших старых священников», или: «Я все время думаю об этих бедняжках — о вдовах солдат». Таким образом, эта милая особа осведомляла меня обо всех моих брачных невзгодах лучше любого специального агента. Наконец, я предпочла ничего о них не знать, отказалась от благотворительности и ушла в чистую религию, без всяких добрых дел.» Но только отдельные счастливцы способны погрузиться в это душой и телом, а я не смогла. И вот чем теперь я живу. (Вынимает из кармана серебряный флакончик.) Вот морфий… вот иголка…
Мари я-А и т о н и я. Луиза!
Маркиза дс Роканер. Когда мне становится очень тоскливо — раз!(Делает вид, что колет себя в руку.) Удивительное ощущение: кажется, что тебя укачивает или что ты немного опьянела. Ни о чем не думаешь или, вернее, обо всем сразу, душа твоя словно расширяется- так бывает, когда долго смотришь на море. Вы никогда не пробовали?
Мария-Антония. Замолчи! А ты не думаешь о последствиях такого расслабленного состояния? Можно сойти с ума, опуститься. Как ты решаешься?..
Маркизаде Роканер. Это все выдумки! Я держу себя в руках и не увеличиваю дозы.
Мари я-А н т о н и я. Нет, нет… Дитя мое! В мире есть только одно, ради чего стоит жить, — это быть любимой.
Маркиза де Роканер (внезапно сделавшись серьезной). Правда? Вы так думаете? (Понизив голос.) Да, я тоже так думаю. (С горестью.) Ах, если бы мой муж…
Мари я-А н т о н и я. Ты еще можешь надеяться, ты молода. А для меня все кончено… все… и никаких надежд…
Маркиза де Роканер. Почему?.. А может быть, именно этот крах сблизит вас?
Мари я-А н т о н и я (живо). Боже сохрани! Я слишком много выстрадала. Чего мне стоили эти два года совместной жизни! Чувствовать, что больше не нравишься ему, видеть, как разница в возрасте увеличивается с каждым днем!.. Я стала до того ревнивой, что мне хотелось умереть, хотелось убить его. Я мечтала о кровавой вендетте, как в наших маки[10] мечтала плеснуть купоросом в лицо тем женщинам, которые ему нравились и которые, как мне казалось, бродили вокруг да около моего счастья.
Маркиза де Роканер (притворяясь испуганной). Это ужасно!
Мари я-А н т о н и я. А он, вместо того чтобы уберечь меня от такого страшного несчастья, забавлялся тем, что нарочно возбуждал мою ревность: может быть, он рассчитывал, что это поможет ему освободиться, что это послужит предлогом для развода… Of он очень хитер!.. Но последняя моя рана, самая жестокая, самая оскорбительная… это история с Лидией Вайян. Помнишь?..
Маркиза де Роканер (с удивлением). С Лидией?.. Не может быть! Дочь нашего бывшего почтового…