Пьесы

Так по просьбе Московского театра имени Гоголя я снова обратился к многослойной и весьма противоречивой жизни сегодняшних семинаристов. Естественно, что в предельно спрессованном жанре, каковым является драматическое произведение, трудно, практически невозможно всесторонне показать жизнь, учебный процесс, методику воспитания, царящие в духовном учебном заведении. Поэтому следует сразу оговориться, что эта пьеса не должна рассматриваться как произведение сугубо атеистического толка. Вера, Совесть, Духовность, Человечность — вот главный предмет исследования в пьесе. Хотелось, чтобы именно эта мысль и послужила ключом к сценическому решению. Однако место событий и сами участники событий выбраны автором, конечно, не случайно. Сегодня церковь делает все возможное, чтобы привлечь в духовные учебные заведения одаренную молодежь. По-разному складываются их судьбы: блестящая карьера, удел рядового служителя какого-нибудь прихода и — как один из возможных вариантов — духовное увечье, трагедия таланта, запоздалое прозрение.

В заключение несколько слов о возможных сценических прочтениях пьесы.

Московский театр имени Гоголя, работая над сценическим воплощением пьесы, максимально приблизил действие спектакля к реальной жизни современной духовной семинарии. Это прежде всего сказалось в художественном оформлении сцены, в деликатно-сдержанной эстетике, которая была строго соблюдена и в костюмах семинаристов, и в одеяниях отцов-наставников (художник Б. Бланк). Эмоциональная атмосфера спектакля, особенно в кульминационных мизансценах, создается прекрасной, выдержанной в духовно-церковном стиле музыкой (композитор В. Гроховский). Самым трудным в спектакле является воспроизведение голоса Иоанна. Композитор удачно заменил его лирически возвышенным звучанием трубы. Зритель активно принимает эту сценическую условность.

В пьесе заявлен образ Маски как олицетворение всех пороков, мнимый образ искусителя или искусительницы, подстрекателя или подстрекательницы к запретному деянию. Театр имени Гоголя в своем спектакле исключил этот образ. Однако автор считает, что если в театре, принявшем пьесу к постановке, есть пластичный актер или актриса, то образ Маски мог бы усилить смысловые акценты всего сценического действия.

Хотелось бы надеяться, что для богатой режиссерской фантазии это краткое вступление послужит лишь отправной точкой в прочтении пьесы.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ