Пьесы

Английские драматурги времени Бена Джонсона, независимо от их политических и религиозных убеждений, не могли жить с пуританами в дружбе. Гуманистически настроенным драматургам претил свойственный этой воинствующей части буржуазии, готовившейся к борьбе за власть, дух строгой расчетливости, деловой рассудочности и сурового морализма, исключавшего жизнерадостность, поэтическое чувство, фантазию. Порой за чопорной моралью и показной строгостью нравов «чистых» (что, собственно, и означает слово «пуритане») скрывались разные пороки. Пуритане ненавидели театр и требовали его запрещения, считая его расточительной и безнравственной забавой, «угодной дьяволу».

Не случайно поэтому пуритане изображались или упоминались в пьесах того времени, как правило, недружелюбно. Не обошел их и Шекспир, который не мог мириться с сухостью и узостью пуританского морализма.

Но Шекспир нередко отзывался о пуританах с добродушным юмором. Бен Джонсон пошел дальше. Предвосхищая мольеровского Тартюфа и целый ряд позднейших образов у Семюела Бетлера («Гудибрас»), Фильдинга (юный Блайфил в «Томе Джонсе Найденыше»), Диккенса и у других романистов XVIII и XIX веков, он создал в образе ребби Бизи острую сатиру на пуритан, нарисовав их вождя удовлетворяющим все свои греховные страсти — особенно обжорство и распутство — тайком, ораторствуя о святости.

Великолепно первое появление на сцене этого святоши, завсегдатая домов богатых горожанок. Он никогда не опаздывает к обеду и ужину и способен уморить присутствующих своими нескончаемыми молитвами до и после преизобильной трапезы. Решая вопрос, можно ли удовлетворить желание легкомысленной Уин пойти на ярмарку и поесть там свинины (ибо в библии свинина объявлена запретной пи-Щей, а все, что сказано в библии, пуритане считали абсолютно обязательным), он лицемерно погружается в глубокие размышления. Свинина — вкусное, питательное мясо, а потому «желание поесть его весьма естественно», — говорит он, — но «вкушать свинину надлежит со скромностью и смирением, а не с плотоядной жадностью и прожорливостью», и надо делать это неприметно, ибо «на все опасное и нечистое можно набросить покров, сделать его как бы незаметным». А то, что Уин свинину будет есть на ярмарке, которая, по мнению пуритан, является местом величайшего нечестия и разврата, то это, — утверждает ребби Бизи, — «не имеет значения, во всяком случае, не имеет большого значения: ведь можем же мы оставаться верующими среди язычников».

Такова философия Бизи и в других случаях. Такова мораль и всех «братьев» и «сестер», членов «святой общины». Ярче всего это показано в превосходном монологе миссис Пюркрафт (пятый акт). Стараясь склонить к браку с ней Куорлоса, почтеннейшая дама рассказывает, каким образом она приобрела свой кругленький капиталец: под личиной святости она занималась сводничеством, вымогательством, прикарманивала немалые суммы, пожертвованные на благотворительные цели, и т. п.

История Бизи завершается грандиозной буффонадой. После громогласных обличений нечестия на ярмарке и попыток опрокинуть и уничтожить «суетные» товары продавцов, он попадает в кукольный театр, который хотел бы разгромить до основания, как нечестивую «языческую» забаву.

Дело кончается диспутом между ним и марионеткой, в котором Бизи оказывается опровергнутым и посрамленным своим крошечным противником.

Одного образа Бизи и «пуританской темы» было бы достаточно, чтобы обеспечить этой тонкой по мысли и блестящей по стилю комедии Бена Джонсона почетное место в английской и мировой литературе. Это — превосходный образец бытового реализма и сатирического гротеска. Пьеса полна прогрессивных гуманистических идей и здорового смеха.

После «Варфоломеевской ярмарки» до конца своей жизни Бен Джонсон не создал ничего значительного. В его творчестве наступает явный упадок. Правда, он продолжает писать пьесы, но они уже лишены прежнего блеска и идейной глубины.

В 1616 году Джонсон пишет комедию «Дьявол в дураках». Сюжет ее довольно оригинален. Дьявол Пег, желая выслужиться перед Сатаной, вселяется в тело недавно казненного вора и сходит на землю, поставив себе целью склонять людей к греху. Но оказывается, что люди сами не уступят ему в пороках, и царящая на земле распущенность ставит Пега в тупик. В конце концов он едва не попадает на виселицу, и его спасает только заступничество Сатаны. Эта любопытная по замыслу комедия лишена, однако, обличительного пафоса и особенного успеха не имела.

Другие пьесы Джонсона, возникшие в те годы, еще менее удачны. Исключение составляет лишь «Склад новостей» (1625), где рисуется продажность и корыстолюбие представителей прессы. Пьесе, однако, сильно вредит господствующий в ней тон средневекового аллегорического моралите.

Последние пьесы Джонсона — «Новый трактир» (1629), «Магнетическая леди» (1632) и «Сказка о бочке» (1633), основанные на сенсационных положениях и эффектных интригах, в художественном отношении совсем малозначительны и говорят о резком ослаблении художественного дарования автора.