Пьесы

Скамейкин заливается.

Но подожди ржать. Василий, уважаемый, ты же сам сказал: подойдет высокий, белобрысый — и подошел!

Скамейкин. Я все гениально придумал: белобрысых в ресторане до черта. А высоких… Ты шибздик, для тебя любой — высокий. И вот пристанешь ты к такому — и он тебя так вздует, что не полюбить ей тебя абсолютно невозможно будет! Ну, сработало?

Фед я (в отчаянии). А что же он мне моргал?

Скамейкин. «А кто его знает, чего он моргает». (Горько.) Ну как — после того как тебя избили, был ли ты вознагражден, а? Осчастливлен? Тебя оставили в доме? Допустили на ложе? И сейчас ты без пяти минут муж? Не так ли?

Федя важно кивает.

Скамейкин. И ты смог без подозрений проникнуть на субботник? Так было?

Федя вновь важно кивает.

И сейчас ты принес мне в клюве все, зачем я тебя к ней подослал? (Яростно) Где?!

Федя молча кладет ворох бумаг.

Боже, как я конгениален! Придумать такой точный план! О, как я вас знаю, человеки. (Просматривает бумаги, отданные Федором.)

Федя (поясняя). Здесь, Василий, уважаемый, расписание дежурств…

Скамейкин. И мы теперь точно знаем, когда оформляет спирт сонная Роза или печальный Ландыш. Когда отгулы у нашей возлюбленной Аэлиты… И дежурят только эти цветочные девицы. (Перебирает бумаги.)

Федя. А это образцы накладных…

Скамейкин. Дай-ка. (Шелестит накладными.)

В гримерной. Актриса вдруг резко оборвала песню… Потом встала, потом подошла к стене, несколько раз безжалостно и страшно бьет кого-то воображаемым ножом. А потом садится и плачет. И вдруг обрывает плач. Смеется. Потом смеется и плачет, плачет и смеется, будто нашла новую «игру».

Актриса. Сколько я хотела сыграть… И сколько я сыграла? В конце концов — это формула судьбы: сколько я хотела… И сколько я… (Начинает читать странный монолог — это соединенные куски самых разных монологов из ролей, которые она не сыграла. Вдруг оборвала чтение.) Величие… Чувство… Обреченность величия и чувства? Трагедия ума? Горе уму. Нет, горе от ума… Тогда как? Жить. То есть «подходить»… Подходить, то есть приближаться… Приближаться, то есть становиться… Становиться — это уже на колени… Цепочка далеких символов. И все-таки: «Побеждающий других силен. Побеждающий себя могуществен. Но отстоявший себя — велик…» И все-таки: «Жизнь дана для радости. И если радость кончается — ищи, в чем ты виноват…» Это Толстой: «Если радость кончается — ищи, в чем ты виноват!»

Долгая пауза.

И результат? Результат: все, что я передумала, все, что перестрадала, не доиграла… Для чего? Чтобы играть эту дурищу! Самое смешное — я хочу ее играть. Не потому, что хочу ее играть. А потому, что хочу — играть! Играть! Играть!

Входит Гримерша. Поправляет прическу и грим Актрисы. Возобновляется трансляция сцены Скамейкина и Феди.

Скамейкин. Вот оно — главное богатство! Нет, я — Наполеон накануне Аустерлица, я — шикарный парень! Звездный час. (Торжественно.) И сейчас, наконец-то, я раскрою тебе, Федор, всю грандиозность задуманного дела! Внимай!

Федя. Не раскрывайте! Знать ничего не хочу! Я невезучий. И вообще, Василий, уважаемый, ты сказал: познакомься с нею войди в доверие, достань образцы накладных… Я тебе все сделал… Отчего ж для друга не сделать… И больше знать ничего не хочу. А теперь: покеда!

Скамейкин. Федя, ты вводишь в заблуждение общественность… Создается впечатление, что ты все это сделал из доброты..

Федя. Да, вы платили. Ну и что? Вы же знаете, я пока не устроился… А деньги кому не нужны — в метро, как говорится, босиком не пускают!

Скамейкин (нежно). Федя. (Обнимает)

Федя. Не обнимайтесь! Наливайкин, директор, тоже обнимался и тоже про Наполеона говорил — а чем кончилось? Я пошел! Все!.. Я невезучий!

Скамейкин (не отпуская из объятий). Скажи, Федор, можешь ли ты представить: бутылка спирта — и вся твоя? Не «на троих», а целиком, вся?

Федя. Могу! Все? (Вырывается)

Скамейкин. Ну а две… даже три бутылки… и все твои?

Федя (храбро). Не беспокойтесь, могу!

Скамейкин. Ну а канистра спирта… и твоя?

Федя (шепчет). Могу.

Скамейкин. Ну а цистерна?.. Цистерна спирта — и… и… твоя?!

Федя (ошалело). Боюсь…

Скамейкин. Короче, по твоим накладным изготовят, Федя, фальшивые… Это сделают старые мастера, а не какие-нибудь молодые халтурщики. Накладные будут прелесть! Сезанн! Один к одному!.. Это, считай, будет у нас к понедельнику.

Федя (жалко). Отпустите меня.