Пьесы

Подруга. Грандиозно!

Мать и Подруга, хохоча, проходят в ее комнату. Мать усаживается за письменный стол.

Мать (диктует себе и пишет). «Дорогой и отважный капитан! А не пошли бы вы…»

Подруга. Нет, это слишком лаконично.

Мать. Да, письмо должно быть сентиментальным. Они любят, Верунчик, сентиментальное. Значит (издевательски): «Дорогой капитан! Иногда выходишь на улицу и бродишь, сливаясь с толпой. Все спешат по своим делам, а тебе некуда спешить… и ты возвращаешься домой… одна…» И вот тут-то: «Дорогой капитан, а не пошли бы вы…»

Подруга. Ну перестань! Так хорошо начала, просто — дрожу вся! Продолжай!

Мать (с легкостью диктует). «Теперь обо мне: мне за тридцать». Исчерпывающе? «Рост средний, вес…»

Подруга. Не будем.

Мать. Давай напишем — хорошенькая. Капитаны, даже отважные, они это любят.

Подруга. Но он же увидит.

Мать. А когда увидит — поздно будет. Ты его задавишь энергией. Ты в пять утра просыпаешься. (Продолжает.) «Я — любитель книг, природы, стихов и в основном домоседка. Характер у меня немного вспыльчив, но отходчив. И главное, за годы одиночества я поняла: бывают женщины, которые сами не знают, чего хотят, и все время ссорятся с мужьями. Ну что плохого, если мужчина любит читать за столом «Советский спорт», а я в это время картошку, допустим, приготовлю. Вы пишете, что вы не исключительный человек…»

Подруга. Он не пишет.

Мать. Отстань! «А мне и не надо! Мне чего попроще. Я устала от исключительных». (Торжествующе.) И вот тут-то с троеточия: «… Дорогой капитан, а не отправились бы вы…»

Подруга. Как здорово!.. (Медленно.) С ходу сочинила такое! Может, ты у нас писатель?

Мать (засмеялась). Я тренировалась, Верочка, к твоему приходу.

Они возвращаются в комнату матери, собирают огурцы, вновь раскладывают на лицах и лежат на тахте и молчат. В это время звонок в его квартире. Он открывает дверь. На пороге Она. Он протягивает ей кофту.

Она. Все всегда забываю. (Молча проходит на кухню, шум воды.)

Подруга (вдруг). Но вообще-то… я… наверное, достану билеты… на этот вечер «после тридцати»… Я развила с утра деятельность… Естественно, у меня оказалась пациентка… Конечно, мне рядом с твоею красотою…

Мать (тихо). Да ты что…

Подруга хочет прервать ее.

Тт-тс… помолчи немножко… а то мы, кажется, перезвенели. (Идет в ее комнату, включает магнитофон.) Расслабь лицевые мускулы… Ах, как хорошо… Который час, кстати?

Подруга. Еще рано. Одиннадцать.

Она (возвращаясь с кухни). Который час?

Он. Одиннадцать.

Она стоит и что-то высчитывает молча, шевеля губами.

Как ваш в розовых джинсах?

Она. Я все понимаю по дороге. У меня даже есть теория на этот счет: когда движешься — становишься машиной и, наверное, тогда-то и включается подсознание. Недаром — машинально от слова «машина»… Пока я шла домой, я установила, что оставила у вас кофту и что… как ни странно, нигде больше не было объявления о «певице». Оно висело только у моего дома. Поэтому, когда я увидела этого, в розовых джинсах, я совсем не удивилась: он оказался тем самым типом… который уже месяц торчит против моего окна, когда наступают сумерки.

Он (усмехнулся). Значит: все-таки…

Она. Пришлось побыстрее уносить ноги. А то у меня беда: если я нравлюсь человеку, а он мне понятен, я его начинаю доводить. А это не все терпят. (И вдруг быстро направилась к окну.)

Он. Что?

Она. Так… удостовериться… кое в чем… Сколько сейчас?

Он. Четверть.

Она. Ну, прощайте.

Мать (Подруге). Я начинаю волноваться.

Подруга. Да ну тебя, кто возвращается в это время?

Он. Прощайте.

Она. Прощайте… (Медленно идет к двери.) Черт! Ах черт! (Вдруг беспомощно садится и начинает лихорадочно стучать зубами.) Только вы не бойтесь. (Ее бьет озноб.) Это пройдет… Мне нужен горячий чай! (Кричит.) Мне холодно!

Он (в панике). Что вы! Чтобы! (Срывает с кровати брезент и начинает укутывать ее.)

Она (требовательно). Мне холодно! Мне холодно! Мне холодно!

Он. Сейчас… Сейчас…

Нелепо кутает ее в брезент.

Она (сидит, стуча зубами, закутанная в брезент). Я южный человек… Я не могу без солнца! (Дрожь постепенно затихает.)

Он. Получше?