Читаем Пьесы полностью

Карандышев охарактеризован рассказами других действующих лиц (преимущественно Вожеватова), своим непосредственным участием в действии и диалогами с Ларисой. Этот герой – развитие типа «маленького человека». Но он не только маленький человек, забитый и обиженный богатыми, он также «мелкий человек», болезненно амбициозный и стремящийся утвердиться именно в том мире, который делает его жалким.

Характер героини разработан Островским с наибольшей разносторонностью и психологической глубиной. Анализируя сюжет пьесы, полностью исчерпывающийся торговой борьбой за Ларису, мы видели, как глубоко проник в ее душу мир, в котором она родилась и живет, как он сформировал ее представления о людях и о жизни в целом. Но характер Ларисы не исчерпывается тем, во что превратили его социальная среда и обстоятельства. Островского занимает как раз борьба чистой, поэтической, правдивой натуры с растлевающим влиянием среды. Поэтому столь важно в Ларисе светлое начало: ее артистизм, отвращение ко лжи, мечта о чистой жизни. Все эти свойства героини раскрываются не только в действии, в разговорах о героине и в ее собственных репликах, но и другими средствами. С Ларисой связан прекрасный волжский пейзаж, описание которого (в ремарке) предваряет появление ее на сцене; затем героиня восхищается его красотой; за Волгу она бежит с унизительного обеда; наконец, она заглядывает в обрыв перед смертью, пытаясь найти спасение от грязи предстоящей ей жизни. Образ Ларисы сопровождает в пьесе музыкальная тема – стихия цыганского пения. Цыганщина – мотив очень значительный и емкий. «Цыганский табор», – брезгливо говорит Лариса о своем родном доме. Паратов идет кутить с цыганами и берет с собой Ларису. Таким образом, цыганщина – это атмосфера несколько разнузданного веселья, окружающая Ларису, цыган нанимают, они – непременный антураж барской жизни на широкую ногу. Но цыганщина – это и безоглядная страсть без будущего, надрывный лиризм цыганского романса, который так любил сам Островский за его своеобразную поэтичность. Цыганская тема в пьесе – очень важное средство в раскрытии духовного мира героини.

Фильм, поставленный на сюжет «Бесприданницы» в 1984 г., режиссер Э. Рязанов назвал «Жестокий романс». Собственно, сопоставление «Бесприданницы» с жестоким романсом сделано еще Я. Протазановым в классической экранизации 1937 г., поскольку и там Лариса поет не романс «Разуверение» на стихи Е. Баратынского, как у автора, а именно жестокий романс «Нет, не любил он…». Совершенно не касаясь вопроса о качестве этих вполне самостоятельных по отношению к Островскому произведений другого искусства, отметим только, что само сопоставление с жестоким романсом интересное и глубокое.

Жестокий романс в эпоху Островского – это совсем не то что фольклор, к которому Островский в целом постоянно тяготеет, а отсутствие этого тяготения в «Бесприданнице» очевидно. Жестокий романс выглядит словно бы художественно неустоявшимся и очень зависит от контекста и исполнения, которые все решают. Доверие к слову, вообще говоря, непременный мотив Островского, но здесь на нем буквально держится весь сюжет пьесы. Карандышев всячески пытается попасть в некий образ героя-резонера, даже героя-идеолога, и эти непрерывные мучительные попытки, собственно, и составляют линию его поведения. И пожалуй, раз только и дается Карандышеву слово, только раз он обнаруживает человеческую состоятельность – когда он, в отчаянии после бегства Ларисы, произносит знаменитые слова о смешном человеке. Но «смешной человек» – это, конечно, прямой антипод того образа, который он безуспешно пытался присвоить.

Сложность образа главной героини состоит, в частности, и в том, что при неоднозначном отношении она должна вызывать самое активное сочувствие. Стилевая природа жестокого романса капризна, одно и то же слово может звучать и пошло, и пронзительно подлинно. Ведь какое-нибудь альбомно-обветшалое и заигранное до явной пошлости выражение «Сергей Сергеевич – это идеал мужчины» для Ларисы звучит во всей первозданности, какой само-то выражение никогда не имело. Патетика здесь не поддержана авторитетом фольклорной, песенной традиции, как в «Грозе», но нет здесь и до-скональнейшего анализа с точки зрения жизнеподобности произнесения, как у Чехова.

Сложно построен и монолог умирающей Ларисы. Здесь есть несомненная доля условности, но за счет этой условности, поступившись буквальным правдоподобием, Островский достигает редкого правдоподобия чувств и всего образа в завершающий момент.

Лариса, почти спровоцировавшая Карандышева себя убить, обнаруживает глубокое и подлинное, уже «посмертное», а не предсмертное желание уйти из жизни, доходящее до благодарности убийце. Она прощает Карандышева и появляющихся на сцене Паратова, Вожеватова и Кнурова. Это они вели за нее торг и борьбу, и это их она хочет утешить, простить и, мало того, всех примирить между собой под цыганское пение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное