Элиас. Ну да! Сперва перешагнуть один барьер, потом другой. Разве не так все начинается? Сперва десятки, потом сотни, а там и тысячи. Нужны сперва тысячи — для того, чтобы миллионы поднялись и бросились в борьбу. И тогда они непобедимы. И тогда настанет воскресенье, и тогда здесь будет все: аллилуйя, триумф, всеобщее благодарение господу! Сперва Иоанн Креститель, а за ним Иисус, а за ним — двенадцать учеников, а за ними — семьдесят, а за ними многие сотни, а там многие тысячи и потом уже — все и каждый, все и каждый! Обновление жизни покупается недешево.
Ракел. Люди сильны; они крепко держатся за свое; они не выпускают из рук того, что захватили, завоевали, этот закон жизни непреложен — так же как и закон движения земли. Но именно так создаются условия для того, чтобы жизнь шла по своему определенному пути, как земля кружится по своей орбите.
Элиас. Но все-таки самые сильные — те, кто ищет нового. Вечный огонь — взрывчатая сила! Это несут в себе люди будущего, передовые борцы. Все дело в них. Чем смелее вожди, тем большее количество людей поведут они за собой.
Ракел. К смерти?
Элиас. Иного пути нет. Почему? Потому что верят только тем, кто решается умереть; когда жертвуют жизнью — тогда верят. Оглянись вокруг: есть ли люди, которым верят? Те, кто близко знает Братта, верят ему! это правда. Но те, кто знает его меньше? Как раз те, которым следовало бы обратиться в новую веру! Они и не пошевельнутся. Они не выказывают ни малейшего желания даже послушать, что он там такое говорит. Он может, конечно, вызвать то, что называется движением, и все-таки они даже не пошевельнутся. Они предпочитают, чтобы его слушала полиция!
Ракел. Ты прав. Это так.
Элиас. Но когда к ним обращаются «с того света» — тогда они начинают шевелиться! Из могилы слава звучит громче; там лучше резонанс. Великие люди, которые хотят быть выслушанными, должны сперва оказаться в могиле. Там настоящая трибуна жизни, оттуда возвещают законы жизни так, чтобы их услышал и понял весь мир. Чтобы самые тугоухие услышали и поняли.
Ракел. Но это все-таки ужасное учение…
Элиас. Ужасное?
Ракел. Я хотела сказать — оно может привести к ужасным последствиям.
Элиас. Ничего не может случиться ужаснее того, что уже есть. То, к чему я призывал, — это религия мучениства…
Ракел. Да. Сама по себе это великая религия.
Элиас. Более того: если только ты проникся ею, для тебя уже не существует ничего иного. Ничего иного.
Ракел. И с того момента, как ты пришел к этому убеждению, ты разуверился в забастовке?
Элиас. Я делал для забастовки все, что было в моих силах, — ты можешь не сомневаться.
Ракел. Я не сомневаюсь в тебе, Элиас!
(Обнимает его.)
Но я боюсь за тебя. Там внизу тебе не место.
Элиас. Я бы не хотел быть ни на каком ином месте.
Ракел (продолжая обнимать его). Давай поедем вместе в родные места. Поедем сейчас же! Слышишь? Сейчас же! Как хорошо будет снова подышать морским воздухом, Элиас! Там и думаешь по-иному, и чувствуешь себя иначе, чем внизу, во мраке, уверяю тебя! А какая смена впечатлений и настроений! Ты ведь помнишь, как нам было хорошо…
Элиас (все время внимательно и пристально смотрит на нее). Все меняется, а ты не изменилась, Ракел. Ты сегодня же могла бы снова возиться с нашими гагарами…
Ракел. Да, если бы ты был со мной!
Элиас. Дай мне взглянуть на тебя!
Ракел. Элиас!
(Притягивает его к себе.)
Элиас. В тебе есть что-то от гагачьего пуха. Помнишь, когда мы заглядывали в гнезда, как мы бывало удивлялись, что птенцы покидают этот мягкий пух. Помнишь?
Ракел. Да! Но все-таки они улетали вдаль!
Элиас. Они все-таки улетали вдаль…
(Тихо и ласково.)
Прощай, Ракел!
Ракел. Ты уже уходишь?
Элиас. Я должен идти. Но мне трудно оставить тебя.
Ракел. Так останься!
Элиас. Есть нечто в жизни, что нам с тобой не досталось на долю.
Ракел. Помолчим об этом. Насколько больше то, что дано нам!
Элиас. Пусть нам дано величайшее: бывают минуты, когда душа полна лишь тоской о том, что нам не дано.
Ракел. Минуты слабости.
Элиас. Минуты слабости.
(Целует ее.)
Я целую в тебе все самое прекрасное, — то, что мне не было дано. И целую тебя… только тебя!
(Еще раз целует ее долгим поцелуем.)
Прощай, Ракел!
Ракел. Значит, до завтра?
Элиас. Да… завтра ты обо мне услышишь.
Ракел. Но ведь ты же придешь сам?
Элиас. Если смогу… Ах, гагачий пух.
(Быстро обнимает и целует ее. Уходит. В дверях останавливается.)
Ракел. Что с тобой, Элиас?
(Элиас делает рукой прощальный жест и уходит. Ракел некоторое время стоит молча и смотрит на дверь. В окно стучат. Она приходит в себя и оглядывается. Идет к окну и открывает его.)
Спера (прыгая из окна в комнату). Кто это был, Ракел?
Кредо (прыгая за нею). Это твой брат, правда?
Ракел. Да.
Спера. Его гнетет какая-то забота, правда?
Ракел. Ты это заметила?
Кредо. О! К чему он стремится?
Спера. К чему-то очень большому!
Кредо. А куда лежит его путь?