Б о л ь ш а к о в. Допускаю, кто-нибудь один мог на вас наговорить. Но когда о вас говорят многие, то извините. Да и я, товарищ Буланова, видел вас далеко не в приличном состоянии.
Н а с т я. Все на меня!..
Б о л ь ш а к о в. А верно, что вы любого мужчину за пояс заткнете по части ругани?
Н а с т я. За словом в карман не полезу.
Б о л ь ш а к о в. Да!.. Опустились… А ведь вы красивая…
Н а с т я. Я? Красивая?
Б о л ь ш а к о в. Даже очень.
Н а с т я. Что же это вы нашли во мне красивого?
Б о л ь ш а к о в. Глаза, например.
Н а с т я. Глаза?
Б о л ь ш а к о в. А вы повнимательнее к своим глазам присмотритесь. И руки у вас красивые. Да и вся вы молодая, сильная!..
Н а с т я. Чтой-то вы такое говорите, товарищ секретарь? Уж не влюбились ли вы?
Б о л ь ш а к о в. А вы думаете, что в вас нельзя влюбиться?
Н а с т я. Знаю я вас, мужчин. Все вы одинаковы.
Б о л ь ш а к о в. Ребров?
Н а с т я. Он.
Б о л ь ш а к о в. Поджидает вас?
Н а с т я. Нет. А может быть…
Б о л ь ш а к о в. Вы любите его?
Н а с т я. Я? С чего это вы взяли? Я просто так с ним, он веселый, сильный, нежадный. Мне хорошо с ним.
Б о л ь ш а к о в. Да, в выборе друзей вы не очень-то разборчивы.
Н а с т я. Для меня хорош и такой. Где его, порядочного, найдешь?
Б о л ь ш а к о в. Но с Ребровым мы особо поговорим. Скажите, Настя, вы помните своих родителей?
Н а с т я. А чего помнить-то, когда их в живых нет. В войну еще погибли.
Б о л ь ш а к о в. А кем был ваш отец?
Н а с т я. Военный. Тетя Даша сказывала, политруком служил.
Б о л ь ш а к о в
Н а с т я. Так. Он в бою в первые дни войны погиб.
Б о л ь ш а к о в. А где он служил?
Н а с т я. На границе где-то.
Б о л ь ш а к о в
Н а с т я. Вы думаете, я неправду говорю?
Б о л ь ш а к о в. Нет-нет, говорите, Настя, говорите!
Н а с т я
Б о л ь ш а к о в. Про отца, про мать…
Н а с т я. Не помню я их.
Б о л ь ш а к о в
Н а с т я
Б о л ь ш а к о в. А вы фамилию своих родителей носите?
Н а с т я. Нет. Меня тетя Даша из приюта забрала и удочерила.
Б о л ь ш а к о в
Н а с т я. Не знаю. Тетя Даша ничего не говорила.
Б о л ь ш а к о в. А как звали вашего отца?
Н а с т я. Не знаю. Федоровной пишусь, по мужу тети Даши.
Б о л ь ш а к о в. Федоровной?
Н а с т я. Чтой-то с вами?
Б о л ь ш а к о в. Ничего, Настенька, ничего.
Н а с т я. Это что у латышского рыбака жили?
Б о л ь ш а к о в. Да.
Н а с т я. Так я про то слыхала. Меня некому искать. Мертвые не возвращаются.
Б о л ь ш а к о в. Да… Это верно. Мертвые не возвращаются.
Н а с т я. А что про меня говорить-то, я ко всему привыкла.
Б о л ь ш а к о в. Нелегко вам живется.
Н а с т я. Только и слышишь: потерянная, пропащая, грубиянка. А почему я такая? Почему? Кто-нибудь спросил?! Хотя я и не очень-то люблю, когда у меня спрашивают. Ни к чему все это.
Б о л ь ш а к о в. Настенька, извините, а каким образом вы попали в заключение?
Н а с т я. Очень просто. Тетя Даша вскоре после войны померла. Я осталась одна. Ко мне часто приходили мальчишки и девчонки. Потом они как-то принесли сверток и два чемодана. А за ними вслед пришел милиционер…
Б о л ь ш а к о в. А потом?
Н а с т я. А что потом? Судили. Дали пять лет.
Б о л ь ш а к о в. Освободили по амнистии?
Н а с т я. Так.
Б о л ь ш а к о в. А как вы попали к нам на стройку?
Н а с т я. Очень просто. Когда освобождение пришло, нас спросили, кто куда хочет. Я записалась на строительство.
Б о л ь ш а к о в. Вы землекопом работаете?
Н а с т я. Так.
Б о л ь ш а к о в. А крановщицей хотите стать?
Н а с т я. А кто мне доверит-то?
Б о л ь ш а к о в. А почему бы и нет? Я помогу, но при одном условии, если вы дадите слово, что бросите ругаться, пить водку… Ну, и если вы пообещаете хорошо работать.
Н а с т я. Товарищ Большаков… Давайте, я вам полы помою.
Б о л ь ш а к о в. Полы? Они же чистые!
Н а с т я
Б о л ь ш а к о в. Да. Моя Наталья Ивановна.
Н а с т я. Красивая.
Б о л ь ш а к о в. Моя.
Н а с т я. И играть умеете?
Б о л ь ш а к о в. Так, иногда бренчу…
Н а с т я. Сыграйте что-нибудь.