Читаем Пьесы для двух актеров полностью

ОН. Не будем думать об утре. Скажи, откуда ты явилась, дыша духами и туманами и вся окутанная тайнами?

ОНА. Никаких тайн нет, все обыденно и просто. Но я ничего рассказывать не буду. Хочу остаться в твоей памяти таинственной незнакомкой.

ОН. Почему? Я же тебе исповедался. Да и чего стесняться? Все равно мы расстанемся через час-другой

ОНА. (Изменившимся голосом.) Как легко ты это говоришь…

ОН. Но мы ведь действительно расстанемся.

ОНА. И другого варианта нет?

ОН. А какой еще может быть вариант? Билет куплен, дома ждет работа…

ОНА. (Отстраняясь.) И ты не можешь отложить отъезд ни на день, ни на час? Вся жизнь твоя размерена и расписана до самого конца? Ты можешь шагать только по прямой? Боишься сделать шаг вправо или влево?

ОН. Я не боюсь, но…

ОНА. Нет, ты боишься. Боишься женщин. Боишься чувства. Боишься, как ты выражаешься, романтики. Говорил, что не любишь легких знакомств, а сам-то предпочитаешь именно легкие. Спокойные. Чтобы они тебя не волновали. Чтобы ничего не меняли. Пусть бы не приносили радости, лишь бы не причиняли неприятностей. На разумной основе, как в политэкономии. Товар-деньги-товар. Постель-деньги-постель. Но никакой любви. Так ведь?

ОН. «Любовь, любовь»… А что потом? Опять разочарование? Опять измена? Опять одиночество?

ОНА. Какая разница, что будет потом? Важнее то, что сейчас!

ОН. Но я ведь должен лететь, ты же понимаешь…

ОНА. Я не понимаю. Почему должен? Кому должен? Ты человек или часовой механизм? Обстоятельства управляют тобой, или ты управляешь своей судьбой?

ОН. Не знаю… Я не привык менять решения так, вдруг… Да и что изменится, если мы расстанемся на день позже?

ОНА. Что изменится? Пусть даже ничего не изменится! Пусть это будет всего лишь мимолетный день счастья! (Овладев собой.) А впрочем, поступай, как знаешь.

ОН. Если хочешь, я попробую поменять билет на вечерний рейс…

ОНА. Неужели ты думаешь, что я буду уговаривать тебя остаться? А если бы и хотела, то не стала бы.

ОН. Что ты вдруг взорвалась? Мы ведь оба знали об этом заранее.

ОНА. Мне жаль тех, кто будущее знает заранее. Завтра, как сегодня, сегодня, как вчера… Если жизнь лишена неожиданностей, то не стоит и жить. Вот и ты – не живешь, а существуешь. Твоя душа пуста, она заперта на замок. Лети куда хочешь и когда хочешь.

ОН. (Пытаясь ее обнять.) Не сердись…

ОНА. (Резко отклоняя его попытки.) Перестань. Нельзя обнимать женщину, думая о самолете. Лучше разойдемся, и чем быстрее, тем лучше.

Долгая пауза.

ОН. Ну, что ж, на этом и порешим. Но мне будет жаль расстаться, так ничего и не узнав о тебе.

ОНА. (После долгой паузы.) Если хочешь, чтобы тебе было не жаль расставаться, я расскажу о себе. Я обещала, что тебе будет не скучно, и сдержу обещание.

ОН. Тебя ведь зовут не Генриетта?

ОНА. Конечно нет.

ОН. А как?

ОНА. Ну, если тебе не нравится Генриетта, зови меня «Жуана».

ОН. Час от часу не легче. Что у тебя за фантазии?

Ж. Так меня дразнили в школе. "Донна Жуана".

ОН. Почему?

ОНА. Я была девушкой начитанной и романтической. И я с юности обожала дон Жуана. Я верила, что мужчины, подобные ему – мужественные, щедрые, красивые, отчаянные – существуют и сегодня. Я надеялась, что встречу его, или что он найдет меня. Я хотела ради него быть образованной, умной, начитанной… Я даже на филологический поступила только для того, чтобы в оригинале читать про своего любимого героя. Я и диплом защищала по Дон Жуану.

ОН. Ага, значит, ты филолог…

ОНА. Я представляла, как он, прекрасный и мужественный, придет соблазнять меня, пуская в ход весь свой арсенал обаяния и красноречия…

ОН. И ты, конечно, будешь неприступной?

ОНА. Нет, напротив, – я воображала в мечтах, что он покорит меня, и я отдамся ему со всей страстью. Но и он полюбит меня так, что никогда не покинет меня. Я, как и все, мечтала быть последней женщиной дон Жуана… Идиотка, напичканная литературой.

ОН. Ты и сейчас напичкана литературой.

ОНА. Да. Но уже не такая идиотка.

ОН. Ну, и ты встретила своего героя?

ОНА. Встретила… Ни интеллект, ни начитанность не спасли молодую восторженную дурочку от короткого, но полного ослепления. Еще прежде чем он меня бросил, я поняла, что он просто тщеславный, смазливый, довольно глупый бабник – и более ничто. Я была в его донжуанском списке пятьдесят первой. И он хвастался, что не остановится, пока не доведет свой счет до сотни.

ОН. И как ты это перенесла?

ОНА. Я ему отомстила.

ОН. Как?

ОНА. (Помолчав.) Не знаю, рассказывать ли тебе.

ОН. Давай, раз уж начала.

ОНА. Да, ведь мы сейчас расстанемся… Неужели расстанемся?

ОН. Да, конечно. (Пауза.) Что ж ты замолчала?

ОНА. (Тон ее меняется.) Слушай, если тебе это интересно. Я сама решила стать дон Жуаном. Вернее, донной Жуаной. Он соблазнял женщин, а я решила соблазнять мужчин. Как можно большее число. Раз мужчина такого рода считается героем, то почему бы и женщине не стать героиней?

ОН. (Помрачнев, отходит от женщины.) Ну, и ты преуспела?

ОНА. В общем, да.

ОН. Странная месть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное