Пьесы. Статьи

В прошедшие годы методы работы партии на идеологическом фронте в области культуры, или, как тогда называли, методы «партийного руководства литературой и искусством», не были правильными. Они бывали иногда прямо пагубны как для социализма, так и для литературы. Наступательный характер нашей культурной политики в тот период, ценный и полезный иногда в сфере распространения, вообще не оправдывал себя в столкновении с творчеством. Теперь, то есть более года тому назад, наступила ситуация диаметрально противоположная: на самом чувствительном и в то же время на самом «контактном» с массами участке идеологического фронта партия в принципе отошла как бы на «нейтральные», в лучшем случае критически-наблюдательные позиции. Говоря: партия, — мы имеем в виду как Центральный Комитет, так и широкий столичный и местный актив и, наконец, нас, отдельных людей творческого труда и деятелей культуры.

Нетрудно доказать, что такая ситуация в корне противоречит сущности того, что мы называем октябрьским переломом. VIII Пленум покончил с извращениями и ошибками прошлого не с целью ослабления роли партии в какой-либо области жизни, а, наоборот, для восстановления ее подлинной, не административной, а идейно-политической активности и гибкости на каждом участке. Разве можно достигнуть этого при почти полном отступлении с такого важного участка, как область культуры? Разве единственной альтернативой минувшей «вездесущести» и мелочного вмешательства в эту область должна быть политика невмешательства партии в явления культуры и искусства? Если нет — и наверняка нет! — то следует положить начало новой партийной практике на этом ни на минуту не замирающем фронте, практике, свободной от догматизма и фальши, практике, которая пошла бы на пользу и социализму и нашей национальной культуре.

А теперь о философии бесцельного трагизма истории.

Этот вопрос требует, естественно, ясного понимания ситуации, в какой мы теперь находимся. Я не намерен предпринимать тут обширного и особенно подробного анализа этой ситуации. Я хочу обратить внимание только на некоторые характеризующие ее явления, именно те, которые больше всего вызывают беспокойство.

«Штандар млодых» проводил недавно анкету, главное направление которой было сформулировано в характерном вопросе: следует ли верить в идеи и бороться за их реализацию{54}. Уже в самой постановке вопроса заключено некоторое сомнение. На участке литературы и публицистики все чаще сомнения начинают уступать место тезисам, утверждающим, что смертельным врагом каждой идеи является ее реализация. Вот, например, что можно было прочитать в одном из наших еженедельников по случаю выхода в свет нового романа Ежи Анджеевского{55}:

«Сопротивление идее вообще имеет место в условиях, когда идея реализуется в институты, когда, побеждая, она превращает свою программу в правовую норму». И далее: «Мир подбит нелепостью, человек, берущийся за дело, которое он считает справедливым, осуждает себя на моральное поражение».

Иначе говоря: только «чистые», бестелесные идеи достойны уважения, — идея, воплощенная в жизнь, нарушает моральный порядок и должна вызвать наше сопротивление.

Мысль, заключенная в цитируемых высказываниях, начинает теперь у нас прививаться не только в публицистике или критических фельетонах, но и в самом литературном творчестве, в поэзии и художественной прозе. Явление это, впрочем, значительно шире. В немалой степени, хоть и в менее «философском» выражении, оно выступает, например, в среде молодежи, как об этом свидетельствует хотя бы упомянутая выше анкета. Несомненно мы имеем дело с попытками все более программной дискредитации самого понятия идеи как ценности, придающей смысл человеческой жизни, человеческой деятельности.

Было бы вредной ошибкой приписывать это явление исключительно влиянию поднимающего голову мещанства, хотя оно и является естественным носителем безыдейности. Здесь наверняка сказываются, особенно среди молодежи, последствия большого духовного потрясения, которое все мы пережили около года тому назад. Однако трудно закрывать глаза на серьезную опасность, какой грозило бы распространение и упрочение в нашей общественной жизни, в нашем культурном творчестве абсурдного суждения об идейности как принципе, заранее обрекающем на неизбежное моральное поражение.